Уильям Сароян - Повести и рассказы

— Понимаю, — сказал Ивен. — Я завтра же позвоню этому человеку. Завтра воскресенье, он будет дома. Я сообщу тебе сразу же, как только переговорю с ним.

— Я весь день буду дома или поблизости, — сказал юноша. — Надеюсь, дело выгорит.

— Я тоже надеюсь, — сказал Ивен. — Выпей-ка еще пива.

У стола Ивен, откупоривая новую бутылку и наполняя стакан, увидел, что Коди Боун беседует о чем-то с Рэдом. Рэд стоял в стороне от остальных, перед Коди, который сидел спиной к столу и держал в руке стакан с виски. Ивен услышал только обрывки их разговора, но и этого было достаточно, чтоб понять, что его сын расспрашивает Коди Боуна о личном опыте Коди по части гнева.

Через минуту к Ивену с Бартом присоединился Уоррен Уолз, который без каких-либо предисловий сказал:

— Что же все-таки происходит? Что творится? Можешь сказать мне, Барт? Ты можешь, Ивен?

Сын Коди рассмеялся — возможно, потому что он был чересчур взволнован идеей плавания вокруг света. Он рассмеялся и потому, что вопрос Уоррена был очень уж странный. Никогда прежде Барт не слышал, чтоб Уоррен Уолз задавал подобные вопросы. Барт обернулся к Ивену, словно ожидая, что ответить возьмется он.

— Слушай, Уоррен, — откликнулся Ивен. — Я, кажется, догадываюсь, что ты хочешь этим сказать.

— Я хочу сказать, — подхватил Уоррен, — что творится, что происходит? Вот и все.

— Ясно, — сказал Ивен. — И ответ такой: ты знаешь сам, ты и больше никто.

— Я? — сказал Уолз. — Знаю ли я? Нет, я не знаю. Я и не думал, что знаю. Я уверен был, что не знаю. Но, если поразмыслить, то, может, и знаю. Все время знал. В самом деле знаю.

— Ну хорошо, если вы знаете, — сказал Барт, — то я не знаю, скажите и мне.

— О нет, — сказал Уолз. — Я знаю сам для себя, и тебе тоже придется выяснить самому для себя.

— Ладно, тогда расскажите мне, что вы знаете для себя, — попросил Барт.

— Еще чего! — усмехнулся Уолз. — Будь тебе двадцать первый, я, может, кое-что и рассказал бы, самую малость, но сейчас — нет.

Барт разразился смехом. Уолз рассмеялся тоже. Подошла Фанни.

— Над чем смеетесь? — сказала она.

— А ну-ка марш отсюда, иди играть, — сказал Уоррен дочери, напустив на себя суровость, а может, ничего напускного и не было, а было именно то, что давно из него просилось.

— Ладно, — сказала Фанни. — Я думала, может, какая шутка, может, и я послушаю.

Она тут же отошла, ничуть не задетая.

— Заведите себе трех девочек, и можете считать, что вы завели себе еще трех жен, — сказал Уолз Ивену. — Ей, видите ли, надо знать, над чем я смеюсь! Четыре жены — не слишком ли это много для одного мужчины? — Он посмотрел на свой стакан так, словно впервые увидел. — Что же все-таки творится? — сказал он снова. Потом он сказал, посмотрев на Ивена несчастными, виноватыми, расстроенными глазами: — Я кажется, напился, черт подери. Не могу больше ни капли. — И разом проглотив все содержимое стакана, сказал: — Бога ради, вы не против, если я чуточку напьюсь?

— Напивайтесь, — сказал Барт. — Я обещаю доставить домой в полной сохранности и вас, и вашу семью.

— О черт! — сказал Уолз. — Может, я и тебе налью заодно? — сказал он Ивену.

Ивен протянул ему свой стакан. Уолз направился к столу, и по тому, как он шел, Барт убедился, что и в самом деле он пьян.

— Я никогда раньше не видел его таким, — сказал Барт. — То есть, таким симпатичным. Он всегда держался немного натянуто. Вы знаете, как живут в городках вроде нашего. Шесть-семь семей время от времени обмениваются визитами. Так вот, каждый раз когда Уоррен и Мэй посещали Коди и я был тут же, он, Уоррен, всегда казался, ну… как бы вам сказать… скучноватым, что ли. Вы славно на него повлияли. То есть…

Он вдруг осекся, смутился. Смутился от того, что сказал все это о человеке, который был ровно вдвое старше него, и от того, что говорил сейчас о нем так, будто Уолз чудак какой-то или чем-то хуже других.

— Я, должно быть, и сам чуточку опьянел, — сказал он тихо и застенчиво. — Стакан пива — и я, как видите, пошел молоть языком. Да и мысль о плавании вскружила мне голову.

Уоррен вернулся с полным стаканом для Ивена, Барт отошел от них поговорить с Фэй Уолз, словно хотел показать тем самым, что прекрасно знает, когда ему следует придержать язык или просто исчезнуть.

— Мне нужно кое-что сказать тебе, — выпалил Уолз. — Надеюсь, ты не против. Так вот. Я знаю, вам сейчас плохо приходится. Знаю, потому что и мне плохо. Я понимаю все это дело. Я не хотел приходить. Я и предлог состряпал, что, мол, детям не терпится уехать. Так вот, если я что-нибудь могу сделать… Только не думай, будто я не знаю, каким дураком могу показаться… Так вот, я даже и представить себе не могу, что бы для вас сделать. Я не в силах сделать что-нибудь для себя, где уж там для другого. Я хочу сказать вот что… А впрочем, к черту все это! Оставим. Забудь. Мне жаль, что я завел всю эту болтовню. Посмотри-ка на мою распроклятую среднюю дочку: стоит себе на голове, вверх ногами и простоит так час, если только захочет.