Жорж Старков - Анархо

— Что вам надо?! Кто вы такие?! — запел Марк старую песню, как только привилегия дышать нехотя вернулась.

— Мы? — взял слово Барбер. — Правоохранительные органы! Охраняем права. Фирштейн?! — гаркнул ему прямо в лицо.

— Какие ещё органы?! Куда вы меня привезли?! Что бы брешете?! Я к ментам пойду!

— Ага! — сквозь зубы процедил Лидс. — Вот с этим? — пнул перемазанные слюной и пакетики.

— А что такого?! Это вообще, если хочешь знать, не наркотики! Нет такого в реестре! Съели?! Мне ничего не будет! А вот вам…

— Пасть свою закрой, мразь!

Лидс ещё не успел договорить, как ступня врезалась в и без того залитый кровью подбородок. На завалившееся тело посыпались размашистые, но быстрые удары. Почки, позвоночник, голова… Всё, что попадалось на пути лёгких светлых кроссовок, получало инъекцию скорой гематомы.

Когда в ноги влилось уже порядком усталости, Лидс подтащил почти бесчувственное тело к краю плиты. Внизу, этажом ниже, ершилась мелкой рябью влага молодого самобытного озера. Потребовалось не меньше пары минут, чтобы вернуть пленника в сознание, чтобы тот понял, для чего его привезли именно в это Богом забытое место.

— Видишь водичку? — отпустил Лидс очередную затрещину липкой от крови голове. — Сейчас пойдёшь купаться. Сейчас ребята кирпичики скотчем свяжут, чтобы тебе удобнее было, и пойдёшь…

— Вы что? — хрипел делец. — За какие-то соли? За спайс? Да ими все кому ни попадя торгуют! Один я, что ли? Вон, даже в ларьке на остановке продают. На рынке продают. Закладки по всему городу раскладывают!

— И что? — легко тронул плечо Лидса Барбер. — Менты никого не трогают? Наркоконтроль?

— Да они всё крышуют! Вы думаете, наркоконтроль борется что ли? Это никому не надо! Это большие деньги! А я, так… Я же не местный. Денег нет, стипендия — разве что, сигарет пару раз купить.

— Так, откуда дурь берёшь?

— Да, на каждом доме написано! В мессенджере пишешь, чего и сколько. На карту кидаешь бабло и минут через сорок забираешь. Они просто на совсем мелкие партии, там, на пару напасов, не заморачиваются…

— А ты берёшь и в розницу школоте толкаешь?!

— Я больше не буду! Правда! — взвыл торговец. — Отпустите, мужики! Мужики…

— Мужики на Севере лес валят! — до белых пальцев сдавил ему горло Лидс.

— Погоди… — одёрнул его Барбер, увлекая за собой. — На два слова… Подумай головой, — продолжил он, когда приятели отдалились достаточно, для того, чтобы до Марка могли донестись лишь обрывки фраз, которые не к чему привязать, — ты можешь убить этого обсоса. Это твоё право. Но, уже завтра его место займёт кто-нибудь другой, а послезавтра ещё чей-нибудь брат, сестра, сын, дочь шагнёт с крыши или просто умом тронется.

— И что ты предлагаешь? Отпустить этого пидора?! Я не для того его сюда вёз! — взвился Лидс.

— Мы везли… — поправил Барбер. — Мы подписались из-за тебя и твоего горя. Но подумай как следует — Лёню с того света не вернёшь. Так стоит ли твоя месть чужих жизней?

— И что ты предлагаешь?

— Пусть расскажет, что да как. Пусть все расклады выложит. К тому же, это чучело может стать самым настоящим пугалом. Никто не захочет вот так же, — мелко кивнул он на расплывшегося кровавыми соплями пленника.

— Никто не будет бояться, если мы не прикончим этого урода!

— Если мы его прикончим, никто не расскажет, что бояться надо! Мы же устроили маскарад, все подумают, что мы из ментовских. Кто там смотрел на то, что это значки из детского набора? Подумают, мелкого барышу слили ментам для статистики, да и всё.

— Я не знаю… — со всей не вышедшей злобой и горем ударил Лидс отсыревшую стену. — А тебе это зачем надо?

— Ну, у меня, так-то, сын растёт… А ты, действительно, просто хотел потешиться, так называемым возмездием? — горько усмехнулся Барбер. — Ты же не мелочный человек, Миша.

— Я вообще мало кому кажусь человеком… — фыркнул Лидс и тяжёлой поступью направился к пленнику. Кивнул Шарику, нехотя изобразил пальцами ножницы, намекая, чтобы тот перерезал пластиковый хомут.

Кистевые кости под ударами кирпича песнью чистой несмазанной боли жамкались под кожей. Громко… Влажно… Лидсу даже чудилось, что эти звуки вполне чётко пробивались сквозь истошный, вскоре потухший вместе с чужим сознанием, вопль. Застилали его, впечатывались в купированное злобой восприятие. Сначала пела левая рука, потом правая… Лидс хорошо знал анатомию. Знал, как делать больно. Терпеливо ждал, когда пленник придёт в себя, а децибелы крика сначала вновь вспорют пространство, а после снизятся до вменяемых. Терпел. Рассматривал искалеченное лицо в деталях. Находил в вязких от крови волосах причудливый орнамент. В искаженном побоями лице безумную задумку прогрессивного абстракционизма.