Натан Энгландер - Ужин в центре Земли

Генерал уже видит: египтяне дерутся здорово, но они опьянены успехом. Вполне возможно, они планировали только взять восточный берег канала и на этом остановиться. Но они уже почувствовали вкус продвижения, вкус победы. Садат, должно быть, уже возмечтал об освобождении Священного города, об Иерихоне, о каждом названии, упомянутом в священных книгах.

Генерал требует карт. Требует аэрофотоснимков. Он уверен, что египтяне не будут к этому готовы. Они не предвидят, что их похлопают сзади по плечу и, когда они обернутся, дадут им в зубы. Он найдет путь, найдет переправу, а потом, как Моисей, затаится в тростнике.

Генерал уже рисует это себе в воображении. Первый в воинстве Садата, кто вспомнит любимую, кто вытащит из нагрудного кармана фотокарточку, кто прольет слезу гордости, думая о стране и флаге, — он будет первым, кто обернется, кто посмотрит в сторону дорогого сердцу Каира. И что он увидит? Увидит надвигающихся на него израильтян.

Рути знает: Машиах придет, когда все евреи будут праведными. Или когда все будут виновными. Генералу она говорит: не знаю, будем ли мы когда-нибудь ближе к одному или другому, чем сейчас. Или мир прав, или мы правы. Расширенный Израиль — или величайшая гордость наша, или наш стыд.

Рути окунает губку.

Смачивает ему губы.

Может быть, думает она, этого-то ты, Генерал, и ждешь, ради этого и медлишь? Борьба, соперничество — твоя стихия. Ты хочешь увидеть, чем все кончится.

Генерал стоит, где не должен стоять, на открытом месте перед своими людьми. Радист говорит ему: «Чтобы медикам не пришлось собирать вас по кусочкам, может быть, вы…» И тут в ближайший танк попадает ракета.

«Малютка» находит тот самый промежуток, уязвимое место под башней. Вот она, слабость «Паттонов», роковой зазор под движущейся частью. Он ненавидит это в танке М48. Башня нахлобучена на броневой корпус, как арбузная корка, ее край, этот опоясывающий стык — вот где опасность. Танк встает на дыбы.

Генерал видит взрывную волну — ее рябь, ее пульсирующая энергия зримо летит к нему, напоминая волны жара от нагретого солнцем шоссе. Он чувствует, что его взметнуло в воздух. Радиста подбросило вместе с ним. Ноги парня вскинуты кверху, из-за рации на спине он похож на черепаху. Бок о бок они летят что-то очень уж долго. Оба замечают — Генерал показывает вниз, радист кивает, — что место, куда радист упрашивал его передвинуться, теперь под гусеницей танка и эту гусеницу глотает огненный шар. Отдавая себе в этом отчет, понимая, радист в полете поворачивается к нему и пожимает плечами.

Генерал знает, что давно уже пора было приземлиться, и смеется над собой. Такой грузный человек — какой же силы был этот взрыв, что его так высоко забросило? Ни на секунду не забывая о долге, Генерал пользуется случаем. Можно оглядеть поле боя, оно сейчас как на ладони. Нельзя упускать такую возможность.

Затем Генерал опять поворачивается к радисту, по-прежнему летящему рядом. Он видит, что храбрый парень сейчас напуган. Не боем напуган, а этим странным полетом. На его лице ясно виден ужас.

Лидер на то и лидер, чтобы вести людей за собой в любой ситуации, и Генерал, действуя по-командирски, берет радиста за руку.

— Посмотри на меня. Просто посмотри на меня, — говорит Генерал. — Скажи-ка мне, откуда ты родом?

Услышав ответ, Генерал, знающий каждую пядь Земли Обетованной, которая вся его дом, задает следующий вопрос, специфический для этой местности и приятный радисту. Парень смотрит ему в глаза и, все еще взволнованный, начинает успокаиваться. Генерал, который никогда не испытывает сожалений после боев, сейчас, в воздухе, чувствует необычный укол совести.

Ему совестно, что ему в удовольствие и в отдых этот парящий полет, который радист, очевидно, едва выносит.

— Знаешь что, — говорит Генерал, надеясь поправить дело. — Хорошо бы сейчас послушать песню.

— Я не умею петь, — говорит радист. — Если это приказ, тогда, конечно…

— Нет-нет.

Генерал шевелит рукой, напрягает плечо, поворачивается к парню. Он делает это так, как перекатываются на бок в постели, чтобы, опершись на локоть, поговорить с любимым человеком.

В этом положении, паря в воздухе, Генерал изображает пальцами, что крутит ручки.

— Радио, — говорит он. — Попробуй поймать станцию.

— Это армейская рация, — говорит парень. — Не получится.

— Ну что ты, ну что ты, — говорит Генерал. — Это звучит пораженчески. Так не должен отвечать солдат, настроенный на победу. Почему не попытаться? Как ты можешь знать, если не попробовал? — Радист колеблется, и Генерал гнет свое: — Давай, давай, покрути там что-нибудь. Вон за то колесико сбоку возьмись, ты все время его вертел.