Александр Каневский - …а бес в ребро!

Он вдруг прервал себя:

– Рубенчик, но это грустно, а не смешно.

– Смешное впереди, слушай. Пока шли экзамены, я подрабатывал вахтером в гостинице. Там поселили тебя. Ты уже тогда был и здесь популярен: статьи в газетах, интервью на радио… Каждый день куча посетителей… Однажды два журналиста пытались прорваться к тебе поздно вечером, часов в одиннадцать. Я их не пускал. Они позвонили тебе, ты разозлился, спустился и заявил: «Когда идут к академику, вахтер не должен становиться поперек дороги». Я тебе ответил: «Не надо меня учить. Академиком может стать каждый, а вахтером надо родиться!..»

Август Львович рассмеялся:

– Помню, помню! Мне это очень понравилось, и с этого момента началась наша дружба… Я предлагаю опоздавших больше не ждать – пошли сядем.

Они поднялись и направились к накрытому столу. В этот момент снова хлопнула калитка, и в дом вошли Шимон и Эфраим.

– Простите за опоздание, – вместо «здрасьте» стал оправдываться Шимон, – мы не виноваты: я заехал за Эфраимом, а его улицу перекрыли, там произошла авария, чтоб не объезжать через центр, я попытался проскочить мимо полицейского, он остановил меня и стал угрожать, я попытался сунуть ему пятьдесят шекелей, он удивился и спросил: «Что, в России дают авансы за штрафы?». И выписал мне наказание на двести шекелей, тогда мне пришлось объезжать через Аялон, а там тоже полно полиции, и я…

– Кончай трепаться, – перебил его Август Львович, – садитесь за стол, коньяк стынет.

– Прости, Августик, мы ненадолго, дома после вчерашнего осталась куча несъеденного, жена накрыла стол, и все вчерашние гости придут доедать, – он глянул на часы, – наверное, уже пришли.

Обратился к сидящим за столом:

– Вы вчера всё попробовали, помните, какая вкуснятина, может, и сегодня придете?

– Спасибо за приглашение, но, мужики, сегодня, по нашей традиции, вы обязаны быть у меня. Садитесь за стол, выпейте по рюмке и выполните обязательство.

– Это мы помним, помним. Пришли специально, чтобы отхохмиться.

Они сели за стол, Август Львович наполнил бокалы:

– Друзья мои! Произношу наш традиционный тост. Давайте выпьем за то, чтобы нас никогда, даже в самые тяжелые годины, не покидало спасительное чувство юмора!.. Припев?

Все одновременно воскликнули:

– Ха!.. Ха!.. Ха!

Чокнулись и выпили. Шимон встал, повернулся к Эфраиму:

– Позволь мне первому. – Затем обратился к хозяину стола: – Ты, Августик, как-то сказал, что решил писать под псевдонимом: Антон Павлович Чехов.

– Да. Это будет забавно.

– И мне нравится. Но я решил его усовершенствовать как банкир. Поэтому предлагаю такой псевдоним: Антон Павлович… Чеков.

Все рассмеялись.

Август Львович пожал ему руку:

– Спасибо, дорогой! Я подумаю. – Повернулся к Эфраиму: – А ты что сочинил?

– Я пошел по его пути: я не сочинял, я отредактировал.

– Кого?

– Тоже классика: Пушкина Александра Сергеевича.

– Не томи! Какую фразу?

– Самую хрестоматийную.

Эфраим встал в профессиональную позу декламатора и с чувством прочитал:

– Ну? И что тут смешного?

– Отредактированный вариант. Изменил всего одно слово. Читаю:

Все засмеялись.

– Если вам обоим поручат переписать русскую хрестоматию, вы из нее сделаете пособие для бандитов и авантюристов, – подвел итог Август Львович.

У Шимона зазвонил мобильник. Он поднес его к уху:

– Да, да!.. Мы уже в машине, уже подъезжаем… Ну, не сердись, милая, сплошные пробки… Как кто?.. Я, Эфраим и Рубенчик… – Он закрыл трубку ладонью и сообщил Рубенчику: – Твоя Лиза уже там.

– Ты чего мне стол оголяешь! – упрекнул его Август Львович. – Рубенчик остается с нами.

– Не сердись, – извинился Рубенчик, – но если Лиза там, я не могу остаться. Особенно после сегодняшнего скандала. Поеду мириться.

Он встал и направился к выходу.

– …Всё, всё!.. Я же в машине, за болтовню по мобиль нику меня могут оштрафовать! – завершил разговор Шимон.

Затем поспешно вышел из-за стола:

– Августик, не сердись, доживи до пятницы, и мы все завалимся к тебе.

– Ладно, постараюсь дожить, – Август Львович встал и помахал им рукой. – Я слишком занят, чтобы умереть.

Повернулся к Марку и пояснил:

– Это не я придумал, это фраза Бэл Кауфман, внучки Шолом-Алейхема.