Павел Селуков - Халулаец

— Ну что, хуй пиздоглазый?! Ты медведя в клетку засунул?

Крепыш плакал и мотал головой.

— Фома, вы чё, его выебли?

Фома : Не ебали. Закошмарили стволами децл. Почки рихтанули. Ну, пару зубов, может, выбили.

— В рот, поди, стволы-то пихали?

Фома : Пихали.

— Экие вы бармалеи.

Димон заржал. Я перевернул хозяина на спину.

— Где ключи от клетки, охотник?

— Я... Я не жнаю! Я жабыл!

— Ты зачем медведя туда посадил, выблядок?

— Для туристов! Отпустите меня. У меня жена! У меня дети.

— Ага. И старуха мать. Говори, где ключи, или я тебе лом в жопу засуну.

Гордей : Петрович, у нас нет лома, только монтировка.

— Значит, монтировку.

Ключи нашлись в кабинете хозяина.

Жека : Пахан, а если мы клетку откроем, Мишка на нас не бросится?

— Хрен его знает. Пусть клетку откроет Бизон, как наиболее быстрый член нашего коллектива.

Димон : А мы где будем?

— На безопасном расстоянии.

Димон : Может, мне «драгунчика» принести?

— Не надо. Мы ведь хозяина не для того изувечили, чтобы пристрелить медведя.

Отойдя на приличное расстояние, я дал отмашку Бизону. Он отпер клетку и сделал ноги. Мишка вышел не сразу. Минут пять он сидел на жопе, а потом ткнулся носом в дверь, и она распахнулась. Не поверив своему счастью, медведь неуверенно вышел наружу, а затем резко припустил в лес. Не знаю, выживет он там или помрет, но уж лучше там, чем здесь.

— Запихивайте хозяина в клетку, пацаны. Но сначала отпиздите как следует. А если ты замусоришься, боров (это я уже к хозяину обращался), мы всю твою семью вырежем. На то мы и организованная преступность. Ферштейн?

— Не надо! Пожалуйста! Я все понял!

Гордей : Надо, Федя, надо.

То меня Петровичем назовет, то старье какое-то вспомнит, вот что он за человек? Прямо неудобно за него иногда.

Дообедав, мы сели в машины и забыли про медведя и уебка-хозяина. До цели оставалось двести километров. До встречи с уралмашевскими чуть больше суток.

Ебург. Такое, знаете, проклятие Перми. Не люблю этот город. Может, завидую, конечно, но все равно не люблю. Дом Лены пришлось поискать. Три раза спрашивали прохожих. В городе везде были пробки. И чего им на метро не ездится, раз уж вырыли?

К Лене я поднялся один. И пацаны, и обмороки остались в машинах. Мало ли... Пусть лучше с улицы страхуют, чем мы все в блудняк влетим. Вдавив кнопку звонка, я децл заволновался. Интересно, она такая же бодрая, как в школе, или еще бодрее? Лязгнул замок. Я убрал руку в карман пальто. В кармане у меня «макар» лежал. Люблю «макар». Он небольшой, можно прямо через карман стрелять. Зря я гнал. В дверном проеме образовалась Лена. Она чуток пополнела, но от этого стала еще глаже. Сдобный бархат такой, понимаете? Я невольно облизал губы и сглотнул слюну. Помять бы эти бели в самом деле!

— Привет, Лена. Вот и я.

— Привет. Ты один?

— Нет. С тимуровцами. Где жених?

— Тут. Хочешь с ним поговорить?

— Разумеется. И комнату покажи, где мы переночуем.

— Разумеется.

Подколола типа. Это у нас со школы.

Жених оказался так себе. Иннокентий зовут. Видали мы женихов и поубедительней. Интеллигентный, очечки, башковит, кадыкаст. Лена им верховодит, а он бабки барыжит и вообще рад стараться. Союз меча и орала, где Иннокентий — орало.

Поговорили. Сеть магазинов «Джой». Ну как сеть. Три магаза. Не бог весть что, но и не голый вассер. Вокруг да около я ходить не стал. Прямо объявил: за разрул рамсов хочу видеть в бардачке двенадцать кусков зелени. Девять после стрелки, а три прямо щас. Следующий наезд, если такой случится, обязуюсь отбить задарма. Иннокентий вздохнул и согласился. Потом я расспросил его про уралмашевских. Наезд оформил некто Кент. Вот что с ними не так, а? Откуда эта страсть к сигаретным погонялам? А чего не герцог Мальборо? Или верблюд Кэмел? Ха-ха. Надо будет про Кэмел Димона с Жекой приколоть. Короче, узнав все что можно, я откланялся и спустился к пацанам. А, да, комната, которую мне показала Лена, была так себе. Я решил перекантоваться в гостинице. Благо три куска бакинских топорщили карман.

Топорщили-то они его топорщили, но и за Кентуху-братуху надо было пробить. Поселив пацанов и обмороков в гостинке на окраине Ебурга, я прицепил с собой Димона, и мы двинули к моему знакомому золотнику. Я сдавал ему рыжье уже лет пять, и у нас все было чики-пуки. Услыхав за Кента, золотник перебздел. Кент был уралмашевским пацаном до мозга костей, но не совсем, потому что он был из молодых (собственно, как и я), а молодые отличались лютостью (опять же, как и я). Бандюги девяностых были советскими чуваками. А Совок — это хоть какие-то рамки. У нас рамок не было. То есть мы их сами себе придумывали, а когда сам себе придумываешь рамки, через них очень легко переступать. Все это означало одно: будет много крови и пальбы. Так себе перспективы.