Павел Селуков - Халулаец

До аптеки мы шли мужественно и молча. В аптеке работал кондиционер. Петруха встал под его струю и кончил лицом. Мага встал рядом и тоже кончил. Это национальная забава пермяков — кончать с кондиционером. Я не соблазнился. Я купил два фунфырика и пошел на тенистую лавку по соседству. Через пять минут ко мне примкнули Мага, Петруха, три пластиковых стаканчика и бутылка воды. «Перцовку» один к одному разводят. Из двух фунфыриков ровно три стакана пойла получается. Начинающие алкаши удовольствие растягивают. Им страшно вот так сразу выпить и снова остаться без пойла. Нам не страшно. Мы уже понимаем, что удовольствие к нашей жизни никакого отношения не имеет. Крякнули, саданули, закурили по последней. Дом отбрасывает тень. Плюгавая ива создает уют. А через полчаса снова искать пойло. Только пройдет дрожь, только исчезнет из живота липкий комок, только проклюнется уверенность в собственных силах... Ничто так быстро не превращает меня в человека и обратно, как алкоголь.

Я думал, где добыть пойла, когда в конце дома показался мужик с букетом лилий. Было видно: он взволнован и стесняется. Костюма стесняется, букета, ведра одеколона на коже. Такой, знаете, работяга с заскорузлыми руками, которому надо явиться на торжество. Нагромождение советских комплексов. Ну, это когда из кармана пиджака торчит платок в кислотный горошек, а верхняя пуговица рубашки застегнута, будто предполагался галстук. В такую-то жару. Когда мужик поравнялся с нашей лавкой, я стрельнул у него сигарету. Мужик вздрогнул и заозирался. Словно я отвлек шахматиста от решения сложнейшего этюда. Сигарету «Оптимы» в студию, дамы и господа! Здесь я утрирую. От такого гуська можно и «Приму» получить. Угостив сигаретой, мужик не торопился уйти. Стоял он скорбно. Мял лилии, пачку, куксил лицо. Я даже подумал: а не на похороны ли он собирается? Оказалось, нет. Стоило мне спросить, куда это он с букетом, как мужика прорвало. Бабочка садится на ветхую плотину. Чудо закономерности и все такое.

Мужик шел на день рождения к начальнице Тамаре Викторовне. Лез в эмпиреи. Она его позвала, потому что он ее по работе прикрыл пару раз. Из чувства вины и гуманизма. Из чувства вины и гуманизма ничего хорошего обычно не получается. Настасья Филипповна, христиане, экологини и веганы тому порукой. Короче, мужик нервничал, но при этом хотел как-то выделиться, как-то блеснуть, чтобы, видимо, знали наших. Как, говорит, поздравлять-то? Как вообще себя вести? Я закурил и посмотрел на мужика лучисто. Ты, говорю, в большой опасности. Нельзя в таком нервическом состоянии идти к начальнице на день рождения. Вдруг напьешься? Ты, говорю, уверен, что у нее нет аллергии на лилии? Ей они точно нравятся, ты узнавал? Нет, говорит, не узнавал. Красивые же... Эх, говорю, простая душа! А если ей лилии бывший муж на день свадьбы дарил? А если он трагически погиб на рыбалке? Если она до сих пор плачет по ночам, а тут ты со своими лилиями? Почему ты так поступаешь с бедной женщиной?..

Мужик с ужасом уставился на букет. Клубок змей, а не букет, если приглядеться. Тут я проявил благородство. Так и быть, говорю, помогу тебе. Я ведь поэт. Напишу специально для тебя поздравительный стишок. Ты его прочитаешь, и все выпадут в осадок. Главное, ври смело, что сам написал. Вон, говорю, магазин. Беги туда и бери бутылку водки, пачку сигарет, листочек и ручку. Мага с тобой сходит. Убежали. Я когда выпить хочу, излучаю страшный магнетизм.

Едва Мага и мужик скрылись, Петруха заулыбался. До этого он крепился и только важно кивал в нужные моменты. Если вдуматься, я его для того и держу, чтобы он важно кивал в нужные моменты. В каком-то смысле я страшный эгоист, потому что окружающий мир воспринимаю исключительно как декорацию. Если тут не резвиться, что тут вообще делать? Не жить же, в самом деле. Вернувшись из магазина, мужик увидел чудо. Он увидел, как разлитая в три стакана водка в один миг исчезла в трех жадных ртах. Вы хоть запейте, пробормотал он. Мы закурили. Я взял листочек и ручку. Быстро написал восемь строк. Отдал. Почерк у меня хоть и крестьянский, но разборчивый. Мужик вчитался. Это ты сам написал или где-то вычитал? Сам, говорю. Пуговицу верхнюю расстегни. И платок спрячь, он дисгармонирует. Мужик расстегнул и спрятал. Я поймал странный взгляд Маги. Чего это он? Захотелось ссать. Пойду, говорю, поссу. Не расходитесь. Пошутил так. Думал еще на бутылку мужика фалануть. До кустиков путь был не близким и не далеким — метров двести.

Возвращаюсь — Маги и Петрухи нету. Мужик на земле сидит. Весь в крови. Рукав оторван. Лилии растоптанные валяются. Плачет. За что, говорит? За что они меня? Я рядом сел. Сколько, говорю, у тебя денег было в лопатнике? Пять тысяч. Мага их видел? Ну, тот, который с тобой ходил? Не знаю, говорит. Видел. А потом — это ты! Ты все подстроил! И дал мне по морде. Я молчу. Еще раз дал. Молчу. В третий раз дал. Молчу. В четвертый раз не решился. Полегчало, видно. Зачем, говорит, ты с ними пьешь? А с кем мне пить? Один, говорит, пей. А мне одному страшно. Не могу я один, хоть и понимаю, что лучше одному, чем с шакалами. Мужик поднялся, лилии в урну сунул, плюнул рядом со мной и поехал домой. Он с Железки был. Я тоже пошел. Повеситься, думаю, что ли? Не повесился. Нашел Магу с Петрухой и отпиздил нунчаками, как китаец — рис. Пиздил и все думал: они не виноваты, я не виноват, а мужик все равно не виноват больше. Как тут, блядь, интересно все устроено.