Дарья Димке - Зимняя и летняя форма надежды

Дедушка относился к игре спокойно — не одобряя и не поощряя. Иногда он любил нас послушать, и мы время от времени использовали его в качестве третейского судьи, чтобы он оценил точность того или иного определения. Бабушка же воспринимала игру с некоторой тревогой, однако мирилась с ней, поскольку игра решила проблему с диатезом Мелкого.

Мелкий фанатично любил сладкое. На Новый год, когда взрослые приносили с работы подарки, он каким-то совершенно волшебным образом умудрялся в мгновение ока уничтожить все имеющиеся там конфеты. После чего, пребывая в абсолютном довольстве, мгновенно покрывался сыпью. Когда мы придумали игру, то решили, что за каждое точное определение будем выдавать друг другу по конфете. Теперь конфеты нужно было беречь, и Мелкий следовал этому правилу неукоснительно. Конфеты были редкостью, и у нас было всего два источника их получения — новогодние подарки и кладбище.

На кладбище мы бывали с дедушкой. Он умел писать готическим шрифтом и, помимо прочих бесчисленных занятий и работ, делал надписи для памятников. Поэтому на кладбище ему приходилось бывать довольно часто, и он время от времени брал нас с собой. Когда мы в первый раз приехали туда, Мелкий озадаченно спросил у дедушки, что это за место.

— Помнишь, чем кончаются все сказки? — спросил дедушка.

— Тем, что все жили долго и счастливо, — ответил Мелкий.

— Так вот, кладбище — это место, куда попадают те, кто жил долго и счастливо, — объяснил дедушка.

Мы были вполне удовлетворены этим объяснением.

Кладбище действительно не походило ни на одно из известных нам пространств, кроме сказочного. Оно было расположено за городом, добираться туда было долго, и сама по себе дорога уже была приключением. Дедушка брал нас с собой только летом, возможно, поэтому нам казалось, что кладбище — это такое специальное место, которое появляется, только когда лето наступает. На кладбище было хорошо — огромные деревья, заросшие цветами, травой и земляникой холмики, полуразрушенные памятники из серого, розового и черного мрамора, новые обелиски из какого-то синего материала. Дедушка уходил по делам, а мы совершали экспедиции в разные стороны. Кладбище было старым и, как нам казалось, огромным. Там никого не было, и можно было неспешно бродить, рассматривая фотографии, играть в прятки, можно было собирать землянику или, если земляники еще не было, искать кузнечиков и божьих коровок.

Однако, кроме развлечений, на кладбище у нас были дела: нам нужно было собирать конфеты. Над происхождением конфет мы неоднократно задумывались. С одной стороны, было совершенно очевидно, что конфеты предназначены нам, поскольку они всегда нас ждали. С другой, было не совсем понятно, кто и как их для нас оставляет. В итоге мы решили, что это делают те люди, которые изображены на фотографиях. Некоторые были к нам более благосклонны. Они оставляли шоколадные конфеты, которых в новогодних подарках всегда было мало. Другие оставляли только карамельки и леденцы. Иногда мы встречали яйца и блины, но не брали их. Мелкий предположил, что это подарки для птиц и белок, и я с ним согласилась. Поэтому прежде чем начать играть во что-нибудь, мы всегда обегали ближайшую часть кладбища, чтобы собрать достаточно конфет и пополнить наши запасы.

В тот год мы еще не были на кладбище. Наши запасы конфет уже подходили к концу, но дедушка не брал нас с собой. Однажды в середине июля мы все-таки поехали туда. На кладбище было хорошо. Пахло травой и цветами, из-за деревьев свет был чуть зеленоватым и падал на траву и памятники мелкой рябью, земляника уже поспела, и Мелкий за какое-то мгновение успел набить ею полный рот. Мы разбрелись в разные стороны собирать конфеты и искать ягоды. Дедушка велел не отходить от него далеко. Мы не очень поняли, почему он вдруг попросил об этом — мы никогда далеко не отходили, поэтому решили, что эта просьба, как и некоторые другие просьбы взрослых, имеет чисто ритуальный характер, и не стали ничего уточнять. Я нашла целую полянку земляники и уже успела съесть половину, когда услышала крик Мелкого. В этом крике не было страха или боли, в нем было то, чего я никогда не слышала прежде. Крик длился и длился, не изменяясь и не прекращаясь. Я побежала сразу, не разбирая дороги, не пытаясь проглотить ягоды. Когда я добежала, я увидела Мелкого, который, уткнувшись дедушке в колени, продолжал кричать. Они не увидели меня, а я не могла понять, в чем дело, пока не подняла глаза на памятник, около которого они стояли.