София Синицкая - Повести и рассказы [Авторский сборник]

Обхватив Митрофанушкину бычью шею, Од представляла себе, что Лесная Дева послала ей в спасение великана, который пришёл из далёкой Страны Великанов, где говорят на очень странном великанском наречии и поют заунывные великанские песни.

Хотелось есть... Митрофанушка вышел из хижины и тут же зажмурился: ярчайший солнечный свет, оттолкнувшись от белого поля, прыгнул и резанул глаза. Жёсткий морозный воздух ударил в лёгкие. Вокруг поднимались зубцы гор и остроконечных елей. Огромный Дурасов был букашкой на лысине Горного Короля. Он был один. Пьетро, Карлотта и лошадь исчезли.

«Они отправились искать дорогу... Они поехали за едой... Карлотта заболела, господин Сальтофромаджо повёз её к врачу... Что-то случилось, и им пришлось уехать... Они забрали все свои вещи... Нет, вот Карлоттин платок... Они вернутся, они не могут меня оставить здесь одного. Я не знаю дорогу в Италию. Я не знаю, где дом Пьетро. Я буду их ждать».

Митрофанушка ждал три дня, топил снег в ночном горшке, варил колбасу — такую твёрдую, что даже мышиные зубы брали её с трудом. На полке в мешочках и коробочках нашлись сушёные травы, ими Митрофанушка заправлял свой ослиный бульон. Он смотрел в окошко, как садится солнце, как зубцы гигантской короны загораются золотом, а небо превращается в пурпурную мантию. Вытирая кулаками слёзы, он вспоминал свою добрую бабушку, и выдумщика Киприана Ивановича, и родные Подъёлки с весёлой дворней, и Коньково с оранжереями и обедами. Как сейчас всё это далеко и бесконечно близко! Бедному Митрофанушке почудился лай Трезорки и запах подсолнечного масла, которым Александра Степановна густо смазывала свои морщинистые руки. Дурасов вздрогнул и обернулся. Бабушки не было. Запах улетучился.

Ночью поднялся ветер. Проснувшись, Митрофанушка смотрел в темноту и слушал заунывный вой в трубе. Казалось, что вместе с бурей стая костлявых бородатых демонов с пением проносится над землёй. Вой становился всё громче. Вот он распался на несколько голосов. Это же волки! Окружили пастушью хижину! Требуют ослиной колбасы! «Нет у меня, ничего съедобного тут уже нет, уходите», — бормотал Митрофанушка, пытаясь дрожащими руками развести огонь. Внезапно вой стих. Послышался хруст снега. Кто-то постучал в окошко. «Господин Сальтофромаджо!» Митрофанушка открыл дверь и вскрикнул, потому что Пьетро стоял на четвереньках, его глаза злобно горели, из оскаленной пасти вырвался грозный рык.

Волки! Митрофанушка захлопнул дверь. Она без засова! Окошко! Нужно забить доской окошко! Где гвозди? Крыша! Ветхая драночная крыша. Вот Пьетро запрыгнул на крышу. Он скребёт её когтями, роет сильными лапами. Сейчас он сожрёт бедного Дураццо! Митрофанушка в ужасе подбежал к огромному котлу, раскачал его, поставил боком, опустил себе на плечи и лёг под ним, плотно свернувшись калачиком.

Оказавшись в надёжном укрытии, Дурасов стал погружаться в дрёму и в дрёме этой вспомнил, что в детстве ему случалось вот так сворачиваться калачиком и в полусне лежать в охранительной тёплой темноте. Митрофанушка подумал, что наверное это воспоминание как-то связано с матушкой, которую он совершенно забыл.

Дурасов очнулся, потому что нечем было дышать, тело устало от скрюченного положения, а кроме того кто-то стучал по котлу и скрёб его когтями. Некая сила пыталась сдвинуть котёл с места, перевернуть и выковырять из него Митрофанушку, будто моллюска из раковины. Дурасову всё надоело, он, как атлант, упёрся плечом в железный купол. Чьи-то руки помогли ему поднять котёл. В ту же минуту мохнатое чудовище кинулось на Дурасова, чтобы откусить ему голову, но для начала стало лизать щёки, уши и шею. Резкий окрик заставил чудовище попятиться, и к Дурасову приблизилось лицо Мефистофеля, да-да, это был настоящий Мефистофель — Митрофанушка прекрасно знал, как он выглядит, потому что несколько раз видел пьесу о докторе Фаусте, которую «по неоднократному требованию публики» давали в Берлине кукольники Шютц и Дрэер. Пьетро тогда близко с ними сошёлся. Техник Дрэер придумывал «летательные машины» и сложные механизмы — с их помощью на сцене показывали «превращения» и «путешествия по воздуху». Шютц был художником и поэтом, он писал пьесы. За кружкой пива Пьетро беседовал с ними о высоком искусстве комедии и так напивался, что путал кукловодов с висящими по стенам Касперле и Вицлипуцли, Давидом и Голиафом, Горибахом и Асмодеем.