Джереми Дронфилд - Мальчик, который пошел в Освенцим вслед за отцом

Узники Лагеря II, хоть и изможденные до предела, находились в куда лучшем состоянии, чем в главном лагере. У них оставались силы и оставался гнев. Как только грузовик капитана Сингтона отбыл, начался суд Линча.

Сотни мужчин, распаленных гневом и сильных в своем единстве, отлавливали тех, кто над ними издевался. Густав – добрейшая, мягчайшая душа, какую только можно себе представить – безучастно смотрел, как эсэсовских охранников и старшин бараков с зелеными треугольниками вешают и забивают до смерти. На его глазах убили как минимум двух мучителей из Освенцима – Моновица, и он не почувствовал ни жалости, ни сожаления. Венгерские солдаты не делали попыток вмешаться. В тот вечер, когда с расправами было покончено, оставшихся в живых эсэсовцев заставили хоронить тела своими руками.

Британцы постепенно взяли лагерь под свой контроль: переписали всех выживших заключенных, распределив их по национальностям; Берген-Бельзен был переименован в лагерь для перемещенных лиц, а узников начали готовить к репатриации. Густав оставался с венгерскими евреями; у него появилось среди них много добрых друзей, и они выбрали его старшим по комнате.

Это было освобождение и все-таки не освобождение. Ими больше не управляли СС, британцы доставляли в лагерь продовольствие и лекарства, они хорошо питались, и их здоровье постепенно восстанавливалось (хотя в главном лагере заключенные были в таком плохом состоянии, что тысячи их умерли уже после освобождения). И все-таки они оставались арестантами. Венгерские солдаты получили от британцев приказ никого не выпускать из лагеря и в точности его соблюдали. В Лагере II карантин установили лишь для профилактики: тифа там не было, как и нужды держать заключенных под стражей. Густав начал роптать, мечтая снова оказаться на свободе после всех этих лет.

Об освобождении Бельзена трубили газеты по всему миру; о нем сообщали по радио и во всех новостях. Родственники узников со всей Европы, из Британии и Америки отчаянно слали запросы в надежде хоть что-то узнать. Периодически грузовичок капитана Сингтона объезжал Лагерь II, передавая по громкоговорителям фамилии людей, которых разыскивала семья [499] Sington, Belsen Uncovered , с. 187. .

Густав думал об Эдит и Курте. Он не видел дочь с самого ее отъезда в Англию в начале 1939 года и не получал от нее вестей с начала войны. От Курта тоже не было известий с декабря 1941 года. Густав написал письмо Эдит, указав свои данные и номер барака, и передал его – вместе с тысячами посланий от других заключенных – через британскую администрацию [500] Оригинальное послание, полученное Эдит, не сохранилось. Там говорилось только, что ее отец жив и находится в блоке 83 Бергена-Бельзена (Сэмюель Барнет, письмо к Леверетту Салтонстэллу, 1 июня 1945 года, Комитет военных беженцев 0558 Папка 7: запросы об особой помощи, FDR). .

В главном лагере медицинский персонал боролся день и ночь, чтобы спасти как можно больше жизней. Это место потрясало любого, кто оказывался в нем. Тела тысячами лежали на земле, а между ними двигались, словно тени, полумертвые и полуживые; они перешагивали через трупы, как через бревна, и присаживались съесть добытую пищу спиной к штабелю мертвецов [501] Молли Сильва Джонс в “Eyewitness Accounts” в Bardgett and Cesarani, Belsen 1945 , c. 57. . В лагере копали глубокие ямы длиной в десятки метров. Эсэсовцев заставляли на руках перетаскивать туда тела под проклятия и оскорбления бывших заключенных; некоторые охранники пытались бежать в лес, но их расстреливали, а их сослуживцам приходилось таскать трупы обратно в лагерь и бросать в ямы вместе с их жертвами [502] Майор Дик Уильямс, “The First Day in the Camp” в Bardgett and Cesarani, Belsen 1945 , c. 30. . В конце концов задача оказалась непосильной: тел было слишком много, и их стали сталкивать в ямы бульдозерами. Ушло почти две недели на то, чтобы всех похоронить [503] Ben Shepard, ”The Medical Relief Effort at Belsen” в Bardgett and Cesarani, Belsen 1945 , c. 39. .

Выживших из Лагеря I перевели в чистые, основательные казармы Лагеря II, переоборудованные под госпиталь. Как только загаженные, полуразвалившиеся деревянные бараки в главном лагере опустели, их сожгли огнеметами.

Медсестра-англичанка из вспомогательного персонала вспоминала, как терзалась угрызениями совести: зная о существовании таких лагерей еще с 1934 года, она не представляла себе – и не хотела представлять, – каковы они на самом деле. Медсестра и ее коллеги «пылали праведным гневом против тех, кто был в первую очередь ответственен за их появление, против немцев, и гнев этот становился в Бельзене сильнее с каждым днем» [504] Молли Сильва Джонс в “Eyewitness Accounts” в Bardgett and Cesarani, Belsen 1945 , c. 55. . Их потрясло и то, что издевательства и унижения низвели многих узников до состояния животных: они дрались за еду и ели из мисок, одновременно служивших ночными горшками, которые в лучшем случае протирали тряпкой» [505] Джеральд Раперпорт в “Eyewitness Accounts” в Bardgett and Cesarani, Belsen 1945 , c. 58–59. .