Мо Янь - Лягушки

Тетушкино замужество уже стало сердечной болью нашей семьи, горевало не только старшее поколение, переживал даже я, десятилетний постреленок. Но никто не смел при ней упоминать про это, потому что она сердилась.

Весной 1966 года утром на праздник Цинмин [31] Цинмин – день поминовения усопших. тетушка явилась в деревню для обследования женщин детородного возраста вместе с ученицей – мы тогда знали ее лишь по прозвищу Львенок – восемнадцатилетняя, угреватое лицо, нос чесночиной, широко расставленные глаза, растрепанные волосы, небольшого росточка, довольно упитанная. После окончания работы тетушка пришла вместе с ней на обед.

Блины со свининой, яичница, лук, густой соевый соус.

Мы уже давно поели и смотрели, как уплетают тетушка со Львенком.

Львенок выглядела очень смущенной, не смела глаз поднять, угри на лице как фасоль.

Матушке эта девица вроде бы понравилась, она ее расспрашивала о том о сем, оглядывала, будто хотела завести речь о замужестве.

– Ты, сестрица, что-то разговорилась, никак человека в невестки метишь? – подначила тетушка.

– Ну что ты, – отвечала матушка. – Мы крестьяне, куда нам тянуться за большими людьми? Барышня небось казенный хлеб ест, нешто она пара твоим этим племянникам?

Львенок опустила голову еще ниже, у нее и еда в горле застряла.

Тут прибежали мои одноклассники Ван Гань и Чэнь Би. Глядевший только прямо перед собой Ван Гань наступил на глиняную плошку с кормом для кур и расколотил ее.

– Не парень, а медведь какой-то, – заругалась матушка. – Что же ты ходишь и под ноги не смотришь?

Тот почесал шею и глупо хихикнул.

– Как твоя младшая сестра, Ван Гань? – спросила тетушка. – Подросла немного, нет?

– А-а, такая же… – промямлил Ван Гань.

– Вернешься домой, скажи отцу… – Тетушка проглотила кусок блина, вытащила носовой платок и вытерла губы. – Матери твоей ни в коем случае нельзя больше рожать. Станет рожать, матка так на землю и выпадет.

– Не надо бы им про женские дела говорить, – вставила матушка.

– А что тут такого? – возразила тетушка. – Пусть знают, у женщин все очень непросто. У вас в деревне у половины женщин опущение матки, у другой половины – воспаления. У матери Ван Ганя матка выпала во влагалище, словно груша перезрелая, а Ван Туй еще одного сына хочет! Надо на днях встретиться с ним… Вот и Чэнь Би, у его матери тоже…

Тут матушка перебила ее и прикрикнула на меня:

– Катись-ка ты вон вместе со своей бандой, нечего тут людям докучать!

Когда мы вышли в переулок, Ван Гань сказал:

– Сяо Пао, ты должен нас жареным арахисом угостить!

– С какой это стати?

– Потому что у нас для тебя секрет, – сказал Чэнь Би.

– Какой еще секрет?

– Сначала арахис.

– У меня денег нет.

– Как это нет? – удивился Чэнь Би. – А кто из тракторной бригады госхоза лист бросовой меди стянул и сбыл за юань и два мао, думаешь, не знаем?

– И ничего не стянул, – спешно оправдывался я. – Они сами выбросили за ненадобностью.

– Ладно, пусть не стянул. Но ведь сдал за юань и два мао, верно? Быстренько давай угощай! – И Ван Гань указал на качели рядом с гумном. Вокруг них было много народу, качели поскрипывали. Там один старик продавал жареный арахис.

Дождавшись, пока я поровну разделил купленные на три мао орешки, Ван Гань торжественно заявил:

– Сяо Пао, твоя тетушка выходит за секретаря уездного парткома, это у него второй брак!

– Чушь! – бросил я.

– А когда твоя тетушка станет женой секретаря уездного парткома, ваша семья тоже внакладе не останется, – подхватил Чэнь Би. – Твой старший брат, второй брат, старшая сестра и ты скоро в город переедете, на работу устроитесь, будете из казенного котла питаться, в университет поступите, ответственными партработниками – ганьбу – станете, вот ты нас тогда и не забудь!

– А эта Львенок и впрямь ничего! – неожиданно выпалил Ван Гань.

В ту пору, когда рождались «бататники», глава семьи при регистрации прописки в коммуне мог получить талоны на один чжан шесть чи пять цуней ткани и два цзиня соевого масла. Родившие двойняшек могли рассчитывать на двойное вознаграждение. У отцов семейств, глядевших на это золотисто-желтое масло и теребивших пахнущие типографской краской талоны, влажнели глаза и бились от волнения сердца. Как же славно в новом обществе! Рожаешь детей и еще за это что-то получаешь. Как говорила моя матушка: «Государству не хватает людей, государство ждет работников, государство дорожит людьми».