— Сюда? Это почему же? — спросил сторож на стройке.
— Только не притворяйтесь! — сказал Мико. — Не притворяйтесь! Вы этой особе приходитесь, уж не знаю, кем вы ей приходитесь, может быть, братом или шурином — в общем, обоим нам следовало бы худое добрым покрыть.
— Что-что нам следовало бы?
— Худое добрым покрыть, — ответил спокойно Мико, но чтобы чего такого не случилось, отступил на несколько шагов и встал за штабель хороших новых досок. Тридцать, сосчитал он, да такие все хорошие… — И собака эта не ваша, она принадлежит той особе, той луковке, я видел, я заглянул в будку, не думайте, у меня глаз вострый! Той особе, которой я подстригал виноградную лозу, ну, не знаю точно, кем вы ей приходитесь — но вы мне скажите, зачем у собаки в будке выключатель и кожаный чехол от фотоаппарата? Тогда уж положили бы ей туда и фотоаппарат, и маленький радиоприемник — тот транзистор, и часы… Ну-ну-ну-ну, не кипятитесь!
Сторож сдержался, даже собаку не натравил, не перепрыгнул штабель досок, не схватил Мико за горло, он только поправил на глазу повязку, заляпанную известкой.
— Вы, пожалуйста, не притворяйтесь, а только доброе-то — наверх! — сказал Мико. — Завтра в это время я приду, мы сделаем учет и будем принимать товар, пусть не говорят, что в нашем доме вор и что он украл то и се…
На следующий день на стройке все было как всегда. Удивительная собака Рекс, как обычно, сидела на досках и считала мальчиков, все ли они идут в школу.
Потом явился Йозеф Мико со Смарагдовой улицы, из корпуса 4 «Б». Он не мог пройти дальше, собака не хотела его пропустить.
Из барака вышел сторож.
— Авоська у вас есть?
— У меня сумка, так будет лучше. Незачем показывать всем, что я несу.
— Лучше бы вам прямо с тележкой явиться.
— Это еще зачем?
— У Рекса мы нашли целый склад, — сказал сторож. — Булочки, рогалики, бутерброды с маслом, с колбасой, даже с салями, с гусиной печенкой, шкварками, — чего только нет! И две дохлые кошки в придачу… Давайте сумку!
— Вы только не кладите их туда! — сказал Мико и вынул из кармана пальто сумку для покупок.
— Чего?
— Этих кошек.
Сторож удалился и долго не возвращался.
Мико не мог утерпеть, ему нужно было, обязательно нужно поделиться с кем-нибудь, он повернулся к удивительной собаке Рексу:
— Рекс, слушай! Худое добрым покрыть — всегда дело хлопотное. Если бы ты знал, сколько мне еще перепадет неприятностей, пока все вернется в квартиру к Данкам.
Удивительная собака Рекс не любила слушать незнакомых людей и не хотела позволить, чтобы этот ее убедил, поэтому она в знак несогласия залаяла, но не зло, а просто так, чтобы слушать себя и чтобы последнее слово осталось за ней.
Сторож вернулся.
Мико покопался в сумке, все ли там, увидел в ней часы, транзистор и фотоаппарат и еще к ним тот самый выключатель.
— А вот это не надо! — Вытащил ножницы, подержал их, подбросил в руке, посмотрел пристально на них. — Это оставьте себе! Это хорошие ножницы, «золингенки» — и Бетка вам скажет, как вы должны подстригать ей виноградную лозу.
Он положил ножницы перед удивительной собакой на доски и ушел.
Перевод Н. Замошкиной.
В начале мая стояла хорошая погода, и Подгайский решил, что хорошо действительно всюду, когда посмотрел на открытку, которую прислал ему из отпуска товарищ: под горой, на широко раскинувшемся лугу, поодиночке и группами пасутся овцы, разбредясь по всему его пространству. Еще одна добавка к стопке, подумал он. Во всем у него был порядок. Возраст — тридцать восемь, жена — порядочная, самоотверженная женщина, дети, все трое, здоровые, умненькие, так что у него все в порядке и в семье и дома. У него есть книжные шкафчики, в шкафчиках полно книг, они стоят аккуратными рядами, а те, которые туда не вошли, стоят на шкафчике, рядом — стопка корреспонденции, в том порядке, как была получена: открытки, присланные из отпуска, из домов отдыха, путешествий, письма от родителей и от сестры, пригласительные билеты и повестки с напоминанием. Эта стопка будет расти в течение всего квартала, потом он ее разберет, пристроит, что куда, лишнее выбросит, нужное спрячет и — снова порядок… Как-то в апреле через открытое окно в гостиную ворвался ветер и разбросал всю стопку по полу. Тогда он взял в цеху строчку от набора, тяжелую, свинцовую — там на полу их много валяется, — и положил на бумаги как пресс-папье. Строчка ничем не примечательная, в ней слова — «довольно долго активно вмешивались, и поэтому действовали уже в других условиях; в половине июня» — совершенно ничего не значат, но строчка довольно тяжелая, вполне подходящее пресс-папье для такой вот стопки разной почты… Свинец темный, вида не имеет; может, он и выглядел бы интереснее, если бы его положить — на что бы такое его положить?.. На что бы такое, чтобы он имел вид? В самом деле… Подгайскому хотелось что-нибудь придумать, да ничего не приходило на ум. И что это должно было быть, что могло повысить в цене это пресс-папье? Но тщетно поломав над этим голову, он спрятал открытку в пиджак и на том успокоился. После работы собрался было положить открытку под свинцовое пресс-папье, но не положил.
Читать дальше