Альфонз Беднар - Дом 4, корпус «Б»

— Милостивая пани уже вернулась?

— Пока нет, — ответил Мацина и испугался, не сказал ли он вслух о своей незаконной жене, что такой, мол, женщине вдруг взбредет в голову и — поминай как звали. Впрочем, это он так подумал, а сказал: — Еще нет…

— Наверное, ей там неплохо.

— Ну конечно, — продолжал Мацина, — у нее там родственники, знакомые…

Поджидая третьего и четвертого игроков, Мацина и Павловский старались хотя бы в мыслях убежать из корпуса 4 «Б», но им никак не удавалось. Дом довольно высокий, вдоль квартир этого этажа со всех сторон крытая галерея, красиво выложенная коричневыми, а главное, очень прочными мелкими плитками — превосходный материал, сегодня таких не купишь, — и, когда по весне начинает пригревать первое теплое солнышко и радуется тому даже кол в заборе, сюда, на галерею, разделенную пропорционально квартирам на большие или меньшие балконы вот этими зеленоватыми стенами из стекла, так красиво переплетенного проволочной сеткой, выйдет то девушка, то мальчик, а то и человек постарше, сядут на стул или шезлонг, повернув лицо к солнцу, и многим странно, почему здесь никто и никогда не простуживается при таком вот раннем весеннем солнце. Галерея вполне надежна, ее защищают от ветра стены и стеклянные перегородки, и, когда солнце поднимает столбом дым к ясному небу, здесь тепло.

Прилетел дрозд, посвистал и улетел.

Мацина смотрел на Павловского и думал, что балкон у них больше, чем у Павловского. У самого Павловского, впрочем, своего-то ничего нет, он перешел в семью Штефковичей, женившись на их дочери, и копит деньги на новую квартиру, которую в скором времени должен получить; балкон хороший, большой, и складная туристская мебель — стол со стульями — здесь вполне помещается. Такая мебель практична — трубки и полотно, она не боится солнца, с ней ничего не станется, если и помокнет немножко. Полотно тлеет медленно, металл ржавеет еще медленнее, так что можешь иметь здесь этакий кемпинг, он кемпует здесь, черт возьми!.. Вот так! Всю жизнь человек живет бедным, нищим, ничего у него нет, и если что появляется под конец, то это захватывает кто-то другой — сыновья, дочери, внуки, жена или жены. Жены всегда живут дольше — им достается все. «Милостивая пани!» — сказал он с презрением.

— Может, что-нибудь случилось? — спросил осторожно Павловский.

— Да нет, пан инженер, ничего. Просто жены всегда живут дольше, и им все достается…

— Это правда.

— Я уже ничего не считаю своим, разве что эту пепельницу… — Мацина положил грубые, толстые пальцы на блюдечко из волнистого стекла с приваренными к нему маленькими черными гондолами, с высокими гондольерами и пригнувшимися пассажирами. — Эта пепельница из Венеции. Сам я в Венеции не был, думаю, что там не был никто по фамилии Мацина. А пепельница из замка в Дубованах. Мациновские жены долго берегли ее — сами того не зная, покуда наконец она не попала в этот дом, на этот балкон, на этот столик… Погода такая хорошая, что я взял ее сюда. Я очень ее люблю. Когда я курю и стряхиваю в нее пепел, то получаю удовольствие в три раза большее, особенно если это бывает на воздухе, на балконе. Посмотрите, пан инженер, как в ней переливается свет, образуя очаровательные легкие переходы, весенние оттенки, если можно так выразиться, будто дым поднимается к голубому небу, будто вдалеке пестреет свежевыкрашенный луна-парк, будто в весенней желтой воде как в зеркале отражается небо, будто где-то здесь распускаются почки и начинают цвести деревья и те самые колья в заборе. Я берегу эту пепельницу как зеницу ока, я ее сам и мою, когда слишком загрязню пеплом, потому что боюсь, что всякий другой ее разобьет; вымыв ее в ванной и ополоснув, я иной раз смотрю через нее на свет, любуюсь весенними оттенками, и, когда в этом волнистом стекле переливаются волны, мне кажется, что стеклянное море ожило, ожили гондолы и пассажиры и что все это поет «лонда э плачида, просперо иль венто» [13] «Волна безмятежна, попутный ветерок» (итал.) . … Вот это кусочек настоящей красоты, настоящего искусства, что-то невиданное и как бы живое! Это вещь! Это природа! Художникам бы надо научиться в какой-то такой форме конденсировать красоты природы, потому что природа — о! — если она девственна, она неприятна: насекомые, змеи, лягушки; если тронута, она еще более неприятна: над ней стоит губительный смрад современной индустрии и пожирает все, что пока зеленеет… Но извините, пан инженер! В прошлый раз мы разговаривали о чем-то другом. По-моему, это ерунда! Такого не будет, пан инженер!