Альфонз Беднар - Дом 4, корпус «Б»

— Еще как!

— Само собой!

— Нельзя же с пустыми руками, — продолжал гость, который принес самогон, — под это и разговор идет глаже.

— Конечно, — подтвердил Блажей мутным голосом, — еще раз большое спасибо за самогон, но уж больно он заборист и крепок, может, перейдем на вино?

— Рановато! Ведь у человека что́ есть на этом свете? — спросил гость, будто обращаясь к самому себе, и тут же сам ответил: — Только то и есть, что́ он съест, выпьет, чем насладится…

Это был чернявый мужчина лет тридцати, в серой рубашке, в синем галстуке в узкую полоску, рябом, зеленовато-сером пиджаке из толстой материи; густые волосы, черные и кудрявые, зачесаны назад, за уши. Прическа была предметом его огорчения. (Пока он сидел в гостях у Блажейовых, он огорчился по этому поводу уже не раз.) В другой комнате висело зеркало, в котором гость видел себя и поглядывал туда с опаской. Прическа-то совсем не современная, но обкорнать себя не дам! — подумал он и продолжал:

— Я еще не сказал, не успел… — И замолчал.

Ему вдруг представилась родная деревня Милохова, вытянутая Милоховская долина, все под снегом — до дальнего гребня и скалистого хребта Длинный горб, который соединяется с гребнем, подымаясь из Милоховской долины; с поздней весны до самой осени, пока не выпадет снег, он напоминает жутковатое, покрытое каменной чешуей чудовище.

— Ваше здоровье! — сказал опять Блажей.

Гости выпили по третьей рюмке самогона, настоянного на терновых и кизиловых ягодах, и снова принялись за еду, одни за ветчину, другие за холодную свинину, а гость, который принес самогон, Матей Шебень из Милоховой, начал, игнорируя и Болгарию, и Балатон, и обстановку за рубежом, даже самого Блажея и его жену, рассказывать звонким, сильным голосом, веселым милоховским говорком.

— Мне не терпелось узнать, — сказал он пани Блажейовой, — как вы, как ваши дела, ведь тогда это было ужас как страшно. Тогда за вашу жизнь я бы ломаного гроша не дал. — Он усмехнулся и продолжал: — Из Милоховой до гребня далековато, хоть через Милоховскую по Длинному горбу, хоть низом по долине. Часов пять-шесть, не меньше. Пожалуй, даже шесть, и то нужно шагать будь здоров как.

Для красного словца он удлинил путь километра на два — на три.

Пани Блажейова обрадовалась. Вместо вод моря и озера ей припомнилась Милоховская долина, дорога, речка, леса, снежные дали, Длинный горб, белый, покрытый снегом гребень. Хорошо, что все уже позади, думала она, слушая Шебеня.

Так закончить праздники! — злился про себя ее муж Блажей, сверкнул на Шебеня черными глазами, потом уставился на стол. Глаза его перебежали со скатерти на тарелочку, разрисованную тонкими линиями странных, скорее просто выдуманных, чем экзотических, цветов.

Пани Блажейова осторожно водила руками по скатерти, коснулась пальцами тарелочки и собралась что-то сказать Шебеню. Но не знала, что сказать, как бы его остановить. Ладно, пусть выговорится! — подумала она потом, хотя и опасалась, что муж разозлится. Ей виделись деревня Милохова, снега на краю долины, покрытые снегом ельники, гребень и Длинный горб. Она вдруг покраснела. Вспомнился тогдашний коллега по политучебе в милоховском замке. Фамилия его ей не нравилась, такая странная фамилия — Ян Стерян, но… Она еще больше покраснела, ее кинуло в жар. Вспомнилось, как она поскользнулась на обмерзших скалах на Длинном горбу, на самом гребне, как падала, цепляясь за камни. Руками осторожно отодвинула тарелочку от края стола. Стерян оставил ее лежащую на снегу, закрыл чем мог, убежал и сделал, что было нужно.

— Ну и порядочки там были! — сказал Шебень.

Пани Блажейова улыбнулась. Может, и сейчас такие же.

— В долине турбаза, — рассказывал Шебень, — но туристов тогда не было. Турбаза-то никудышная. Добираться к ней надо пешком — кто же потащится? Охотников не больно много… К тому же там тесновато, не проведешь ни собрания, ни политучебы, ни совещания, ничего. Все устраивают в деревне, в старом замке. А когда нет туристов, заведующий спускается домой за товаром, снаряжением, продовольствием и тащит наверх на собственном горбу. Ну, скоро все переменится, построят канатную дорогу, шоссе, тогда можно будет доехать туда на машине… — Шебень повернулся к Блажею. — Вас я не запомнил, — сказал он ему, — но вы поступили правильно, умно, что оставили супругу лежать на снегу там, под Длинным горбом, прикрыли ее курткой, свитером, рубашкой и рванули вниз, к турбазе. Турбаза, конечно, под замком… Говорят, заведующий спрашивал вас.