Альфонз Беднар - Дом 4, корпус «Б»

Официантка и ее ухажер разошлись. Он ушел, значит, а она подошла ко мне с улыбкой. «Вам еще что-нибудь угодно?» — спросила она меня тоном, будто для нее совершенно неважно, продает ли «Спорт» что-нибудь своим посетителям или нет.

Я уже не испытывал особого желания, чтобы она меня обслуживала, именно она. Я как бы чувствовал на ней его, ухажерово, сияние и, быть может, даже брызги слюны.

Но улыбалась она так мило и так благоуханно.

В ее улыбке мне виделось — боже, до какой наивности иногда может дойти человек, особенно если он превышает свой радиус действия, — в ее улыбке мне виделось, как она рада, что наконец одна, что ухажер уже ушел и она может уделить внимание мне. И действительно, она обрушила на меня столько обходительности, приветливости, услужливости.

— Коньяку! — сказал я ей.

— Коньяку… Пожалуйста… Какого желаете?

— А какой у вас?

— Есть грузинский…

— Грузинский…

— Есть и французский…

— Да? Дайте один.

— Пожалуйста… Один коньяк, для начала один…

— Только один!

— Да, сначала один, потом другой…

— Только один — и содовую! А чтоб не было разговоров, этот второй выпейте сами — за мой счет!

— Пожалуйста! — Она побежала, принесла.

Коньяк я пил по каплям, медленно. Он не нравился мне, с первыми же каплями вошли в меня холод и дрожь. Пожалуй, лучше уйти, подумал я, побродить по городу, это куда умнее, чем пить холодный напиток, от которого тебя бросает в дрожь. Ходьба, она согревает человека больше, чем такой вот стылый коньяк. И он, конечно, согрел бы, да только после третьей, четвертой… Нет, прибегать за помощью к алкоголю может только дуралей! Хотя на улице холодно, но дождя нет, даже накрапывать перестало, нужно походить по городу, это куда умнее… Впрочем, лучше подождать Вило! Ну нет! Если я мог до сих пор ждать Вило, Вило может и меня немного подождать, ведь его еще вчера тянули домой яблоньки, заборы и зайцы. И остальные тоже могут подождать!

— Получите, пожалуйста!

Официантка подбежала.

— Пожалуйста!.. Вы уже уходите?

Я вытащил кошелек.

— Вам уже пора? — спросила меня черно-белая прелесть. Она взяла со стола листочек, стала считать, шепот ее перешел в голос: — …два коньяка, две содовой… У вас есть дома баллончики?

— Какие?

— Для содовой…

— Этого я, право, не знаю, не интересовался.

— Едва ли, их не достать… А там в скобяных товарах, — она отвела назад красивую руку, — там в скобяных товарах они есть… Вам, правда, надо идти? Дождь начинается…

— Накрапывало, но уже перестало!

— Что делало? — Она рассмеялась.

— Накрапывало!

— Снова польет. Здесь приятно…

— Но когда-нибудь нужно уйти, не правда ли? Хотя тут, — я улыбнулся ей так славно, как только мог, — хотя тут в самом деле очень приятно… Пора идти!

— И то правда.

И то правда… Это рассердило меня. Так проявляется лакейский душок — она соглашается с тобой, а сама думает бог знает что. Когда же он выветрится из людей? Мы обязаны служить, помогать, оказывать друг другу услуги, но зачем же прислуживать фальшивыми, притворными фразами, унаследованными невесть от каких предков? Официантка, при всей ее черно-белой прелести, восхитительных икрах и бедрах, стала слегка мне противна. В возбуждении я заплатил ей, несомненно, больше, чем она просила.

— Спасибо большое… И приходите еще раз!

Я ничего ей не ответил и собрался было пройтись по городу. По новым районам гулять не стану, хватит мне и старого города, его центра, в новых кварталах тоскливо, хотя все уже прекрасно отделано. Туда заходит жизнь только на ночь… Я взял портфель.

Тут он вошел в кафе.

Меня немного покоробило, что это опять официанткин ухажер, но на сей раз это был не он, а шофер Вило. Лицо испуганное, глаза бегали, шныряли по кафе, по официанткам. С головы он сорвал непонятный предмет, до сих пор так и не знаю, шапка это или шляпа, подсел к моему столу, перепачканными руками прочесал жесткие волосы.

— Плохи дела, мать твою…

Я не знал, как реагировать на такое приветствие, у меня только хватило духу сухо сказать:

— Так, Вилко, так! Ну! Куда же ты запропастился? И где остальные?

Вило оторопело смотрел на меня.

— Ну что? Ты дома был? У своих? У родни? Случилось что? Рак, инфаркт? Свинью не удалось заколоть?

У него выступил на лбу пот.

— Ну рассказывай! Давай! Что закажешь?

— Ничего… Неохота, мать твою!..

— Так что, стало быть, случилось?

— Был я в милиции, на заводе, но помочь они нам, говорят, не могут — пока, значит, нет, так быстро, как нам требуется, это, говорят, трудно…