Уильям Уортон - Пташка [litres]

Пока я это проделываю, Пташка успевает взлететь и садится рядом с гнездом, подозрительно поглядывая на меня. Она издает писк, самый жалобный из всех ее «квипов», и это отнюдь не помогает мне справиться с волнением. Наконец подклад на месте, и Пташка удовлетворенно садится на гнездо. Мои лоб и руки покрыты потом. Я потихоньку выношу из вольера чашку с лежащим в ней настоящим яйцом.

Яйцо такое красивое. Я ставлю чашку на подоконник и разглядываю его. Скорлупа голубовато-зеленая, и на ней видны маленькие красновато-коричневатые крапинки. Это не капли крови, а настоящие пятнышки. Они не очень темные, скорей похожи на бледные веснушки. Я рассматриваю яйцо на просвет и вижу сквозь скорлупу едва различимые очертания желтка. Мысль о том, что внутри находится зародыш будущей птицы, потрясает меня. В этом яйце есть все – и перья, и клюв, и сам полет. Мне хотелось бы самому туда попасть, чтобы родиться еще раз, птицей. Мне хочется стать птенцом в этом гнезде, чтобы согреться под Пташкиными перышками, чтобы она кормила меня, а я сидел бы уютно бок о бок с моими братьями и сестрами и постоянно ощущал, как крепнут мои крылья и как растут перья.

Пташка и не думает сидеть на первом яйце как привязанная, однако все время держится поблизости от гнезда, и Альфонсо проводит вместе с ней в ее клетке большую часть времени. На следующее утро появляется второе яйцо. Оно тоже голубоватое, но чище и ярче. Теперь Пташка становится более усидчивой. За весь день она встает с яиц только один раз. Альфонсо приносит ей корм, но ее организм нуждается в кальции, чтобы производить новые яйца, поэтому она слетает на пол и начинает клевать рыбную косточку. Альфонсо не просто кормит ее, он стоит рядом с гнездом и поет для нее. Время от времени он оплодотворяет ее прямо в гнезде. Я не уверен, может это повредить яйцам, которые она вынашивает, или нет. На всякий случай я решаю закрыть дверцу клетки, в которой находится Пташка, чтобы отделить ее от Альфонсо, но потом все-таки передумываю.

На следующее утро появляется третье яйцо. Оно больше похоже на первое, но более длинное и продолговатое и не такое крапчатое. Как и в прошлый раз, я заменяю яйцо на подклад. В книжке говорится, что одного достаточно, чтобы удержать птицу на гнезде, но я в этом не уверен: а вдруг Пташка с Альфонсо умеют считать до четырех? Теперь, когда Пташка вылетает из клетки, чтобы поесть или размяться, яйца высиживает Альфонсо. В первый раз, когда я застаю его стоящим на краю гнезда в отсутствие Пташки и заглядывающим внутрь, мне приходит в голову ужасная мысль, что он собирается съесть яйца. У канареек такое иногда бывает. Я кормлю их куриными яйцами, а те не слишком отличаются от канареечьих. В книжке сказано, что, если какое-нибудь яйцо случайно треснет или разобьется, его нужно убрать сразу, чтобы птицы его не съели. Если канарейка начинает есть свои яйца, для разведения она уже не годится.

После четвертого яйца я возвращаю сразу всю кладку в гнездо и делаю пометку в своем календаре. Считается, что птенцы должны вылупиться из яиц ровно через тринадцать дней после того, как началось высиживание. На следующее утро я с удивлением вижу, что Пташка отложила пятое яйцо. Обычно у канареек бывает от двух яиц до четырех, не более, особенно у таких молодых самок, как Пташка.

Теперь предстоит долгое ожидание. Мне кажется, что две недели никогда не пройдут. Я становлюсь нервным и вздрагиваю при малейшем звуке. В книге указано, что внезапные звуки или сотрясения могут прервать развитие эмбриона или так напугать самку, что она покинет гнездо навсегда. Я прибиваю к двери, ведущей в мою комнату, небольшие резиновые накладки, чтобы, если она хлопнет, Пташке это не повредило, и вешаю табличку с надписью большими буквами: ПОЖАЛУЙСТА, ТИШЕ. Моя мать приходит в негодование и вот-вот взорвется. К счастью, как раз в это время я приношу домой табель с хорошими отметками – к счастью для меня, конечно. Но все равно она продолжает ворчать насчет запахов и мышей. Я боюсь, что она может прийти ко мне в комнату, открыть окно или дверь вольера, а может, даже то и другое. И отчего она такая?

Теперь Альфонсо нравится сидеть в гнезде рядом с Пташкой. Он кормит ее, а она кормит его. Он становится просто не похож сам на себя. Даже трудно поверить. Когда я не подхожу слишком близко к гнезду, он ведет себя по отношению ко мне почти дружелюбно.

В одну из суббот я выбираюсь к мистеру Линкольну – во-первых, проведать его самого и его семью, а во-вторых, за советом, что делать дальше. Я рассказываю ему про Альфонсо, а он трясет головой и говорит, что я, должно быть, знаю какое-то птичье слово. И рекомендует следить, чтобы Пташка не напрягалась и не потела. Иногда молодая канарейка, высиживающая яйца, начинает испытывать беспокойство и так нервничает, что начинает выделять слишком уж много тепла и тогда сильно потеет. На это тратится много сил, бедняжка только еще сильнее волнуется, и тогда она вполне может случайно повредить клювом скорлупу или вообще покинуть гнездо. Поэтому я должен прекратить давать им яичный корм, а также любую зелень, особенно одуванчики, и не подкармливать ничем вкусным. В общем, не нужно давать ничего такого до того дня, когда вылупятся птенцы. Тогда кровь у Альфонсо и Пташки не будет перенасыщена витаминами и всякой другой всячиной. Мистеру Линкольну следовало бы написать книгу о канарейках. Впрочем, он сам лучше любой книги.