Уильям Уортон - Пташка [litres]

Да, в лесу мы построили действительно потрясающую голубятню. Она была меньше той, первой, дворовой. Первая наша стая на дворе у Пташки была большой. В ней было десять пар и еще два самца. И все голуби были отменные, никакой дряни, ни одного беспородного, все чистокровные. Я хочу сказать, что если вы не собираетесь зря тратить деньги на корм, то вам стоит заводить хороших птиц. Пташка вечно пытается принести какую-нибудь дерьмовую птицу – просто потому, что она ему нравится. Насчет этого мы немало спорили.

У нас было три пары сизарей с полосками на крыльях, четыре пары сизых крапчатых, пара розовых, тоже в крапинку, и две пары белых королей. Никаких выпендрежных птичек, никаких голубей-вертунов или турманов, никаких трубастых голубей – ничего подобного.

Теперь я думаю. Я знаю.

Знаю. Думаю. Ничего.

Когда мы продали старую нашу стаю, мать Пташки заставила нас отскребать голубиный помет с переднего крыльца дома, которое птицы любили использовать как насест. На вырученные нами от продажи голубей деньги она покрасила заново все крыльцо.

Мать Пташки – первоклассная стерва.

Как бы то ни было, теперь денег на покупку птиц для новой голубятни, которую мы соорудили на дереве, у нас нет. Предполагается, что у Пташки вовсе не должно быть голубей. Нигде.

Первых двух птиц мы раздобыли на Шестьдесят третьей улице, под эстакадой надземной железной дороги. Там есть большая стая уличных голубей, в основном чистая дрянь. Мы ходили смотреть на них после школы. Садились на бесплатный автобус и ехали от железнодорожной станции до Сиэрса. Тогда нам было лет по тринадцать-четырнадцать.

Мы присматриваемся, как голуби ходят туда-сюда, как они кормятся, как сношаются – чем, в общем-то, они обычно и занимаются весь день, не обращая большого внимания на то, что творится вокруг. Когда же проходит поезд, они испуганно взмывают вверх, описывая большие круги, – так, словно это не происходило каждые пять минут в течение последних пятидесяти лет. Птаха показывает мне, как они обычно возвращаются на прежнее место и продолжают делать все то, чем они занимались до того, как их прервали. А мы смотрим и стараемся определить, кто в стае вожаки и где на каких балках эстакады расположены гнезда. Мы пытаемся определить пары. Голуби как люди: трахаются практически весь год напролет, но в основном с одними и теми же партнерами.

Обычно мы приносим с собой мешок с кормом. Пташка может заставить почти любого голубя сесть на свою руку за какие-то две минуты. Он предлагает мне выбрать одного из стаи, и когда я это делаю, он сосредотачивается на одном этом голубе и начинает издавать «голубиные» звуки. И, черт побери, всякий раз именно тот голубь начинает кружить вокруг нас, садится на землю и прыгает прямо ему в руки. Он как-то сказал, что просто их подзывает. Но как, черт возьми, можно подозвать одного конкретного голубя из целой стаи? Пташка – ужасный лгун.

«…Ну будет тебе, Птаха. Заканчивай с этим, а? Это же я, Эл. Кончай с этим дерьмом!»

Никакого ответа, ничего. А знаете, одна пара сизарей, ну, тех, с полосками, стала принимать Пташку за своего. Красивые птицы, но диковаты. Пташка их так приручил, что они садятся ему на голову или плечи и разрешают трогать себя за крылья. Он любит расправлять им сперва одно крыло, потом другое и теребить маховые перья. А голуби ведут себя так, будто это самая заурядная вещь на свете; во всяком случае, все так выглядит.

Пташка обычно отпускает их, подбрасывая в воздух, – туда, где летают другие голуби, и они всегда возвращаются к нему. Как правило, голуби всегда улетают к стае. И вот однажды мы с Пташкой идем домой пешком, вместо того чтобы сесть на автобус, и та пара не отстает от Пташки весь путь до нашей голубятни на дереве. Эти ленивые птицы даже сели ему на плечи да так и поехали.

Не нужно слушать.

Чтобы услышать что-то, не нужно слушать.

Чтобы увидеть что-то, не надо смотреть.

Чтобы узнать что-то, не нужно думать.

Чтобы понять что-то, не нужно слушать.

Нам пришлось запереть голубятню, чтобы эти голуби не полетели за Пташкой к нему домой. Его старуха отравила бы их, если бы поймала.

«…Эй, Птаха, помнишь ту пару сизарей с полосками, которых ты приручил так, что они чуть не свили на тебе гнездо? Черт побери, это была судьба!»

Он все равно не обращает на меня внимания. Мне наплевать, если он чокнулся, нельзя же меня так игнорировать.

«…Пташка, ты меня слышишь? Если ты меня слышишь и ничего не говоришь, ты и вправду придурок – просто настоящий гребаный придурок».