Уильям Уортон - Пташка [litres]

– Оправляется.

Тот припадает к окошку. Ну и чудик. Может, ему нравится смотреть, как мужики оправляются. Может, он чокнутый, работающий на полставки. Я спрашиваю, из числа ли он персонала или как? Все тут носят белые халаты, так что сказать трудно. Он может оказаться даже инспектором по отправлению нужд или что-то в этом роде. В такой больнице может быть все, что угодно. Он говорит мне, что он СС. Я сначала подумал, он хочет сказать, что он тут главный надзиратель. Но оказывается, СС означает, что он пацифист, которого отправили сюда на «социальную службу». И он работает в этой больнице почти с самого начала войны.

– Может, ты смоешься и сам перекусишь, пока я его тут кормлю?

– Что ты хочешь этим сказать? Он что, не может поесть сам?

– Не-а. Сам есть не будет, хочет, чтобы его кормили. Так что мне приходится кормить его с ложечки. А че, никаких хлопот, не то что с некоторыми. Ты суешь, а он загребает. Сидит на полу на корточках, а я его заправляю.

– Господи Иисусе! Да он и вправду чокнутый! Не хочет есть?

– Он еще ничего. Мужик напротив, вон там, не хочет носить одежду. Сидит на корточках посреди палаты, как твой приятель, но если кто зайдет, срет на руку и бросается дерьмом в того, кто вошел. Вот уж кого весело кормить, парень. Это отделение больше похоже на зоопарк, чем на больницу.

Он заглядывает в палату. Я смотрю тоже. Пташка закончил. Он опять сидит на полу, на прежнем месте, – точно так же садятся на старое место голуби после того, как пройдет электричка надземки. Санитар приходит с подносом. Он достает ключ, отпирает дверь и заходит. Мне он велит оставаться снаружи. Садится на корточки рядом с Пташкой и начинает его кормить. Просто не верится! Пташка действительно хлопает руками, словно крыльями, будто птенец, которого кормят! Санитар оглядывается на меня и пожимает плечами.

– Забыл тебе сказать, доктор Вайс хочет, чтобы ты зашел к нему после обеда.

– Спасибо.

Вайс у них главный врач. Я заглядываю в палату, чтобы еще раз бросить взгляд на Пташку, и направляюсь в конец коридора. Я знаю, где тут кафетерий, потому что сегодня там завтракал. Кстати, это действительно кафетерий, а не тошниловка для больных, тут едят доктора и сестры, еда хорошая. Я ем и думаю о том, что Пташку здесь кормят, точно птенца. Что же такое случилось, какого черта?

Придя к Вайсу, я спрашиваю его, что с Пташкой, но он хитрый пройдоха и предпочитает не отвечать. Внезапно в его голосе прорезаются нотки майора, беседующего с сержантом. Смотрит на меня с дерьмовой ухмылочкой, словно я сам вроде как спятил. Начинает с того, что спрашивает, что со мной делают в Диксе. Я рассказываю про сломанную челюсть и про то, как ее скрепили какой-то железякой.

Когда мне впервые сказали об этом, я подумал, что у меня будет стальная челюсть, как у Тони Зейла. Но тамошний доктор предупредил меня, что я должен быть очень осторожным с моей новой челюстью. От удара кулаком штифты могут выскочить, и удар придется прямо по мозгам. Так что теперь у меня челюсть «стеклянная». Такие дела.

Я мелю Вайсу эту чушь и вдруг обращаю внимание на то, как он слушает. Он лыбится, хмыкает и поддакивает, чтобы я продолжал говорить. Но ему наплевать. И я решаю не слишком-то откровенничать с ним по поводу Пташки.

Он спрашивает, как долго мы с Пташкой были закадычными друзьями. Я отвечаю, что мы дружим с тринадцати лет. Он спрашивает так, что сразу понимаешь: на самом деле он, верно, думает, будто мы спятили на пару, или вместе пьянствовали, или мы вообще педики. Я вам доложу, в пехоте полно этого барахла. Стоит часа четыре посидеть в засаде, в замаскированном окопчике, да не с тем парнем, и тебе придется несладко.

На самом-то деле не могу припомнить, чтобы Пташка вообще интересовался сексом. Возьмите, к примеру, ту историю с Дорис Робинсон. Если уж кто и с ней не сумел, тот действительно безнадежен. Может, его действительно интересовали одни птицы. Знахарь наш без ума будет от радости, если я ему это скажу.

Главный врач-майор все пытается вытянуть из меня что-нибудь о Пташке. Просто выворачивает наизнанку. Если бы он хоть выглядел искренним. Он догадывается, что я скрытничаю. Не дурак. Нужно быть осторожным. Под его белым халатом наверняка железо. Он может в любой момент наподдать строптивому сержанту. Теперь он вроде опять заговорил как доктор, но прежний вояка того и гляди себя проявит. В армии всем докторам следует быть только рядовыми.

И только я об этом подумал, как все тут же сбылось: