Николай Наседкин - Рано иль поздно [сборник]

Увы, ему никогда этого не узнать — вдруг соскользнул он в затягивающийся омут ненужных мыслей. И как же он благодарен ей за то, что она подарила ему кусочек своей жизни-судьбы, продлив тем самым его молодость!

Он приподнял голову, повернулся к ней, спящей, опять ощутил сладкую истому от неизбывности её юной красоты. В окно даже сквозь шторы неистово и неудержимо пробивалось первое за последние две недели февральское солнце, освещая тонкую прозрачную кожу любимой. Он бережно провёл пальцами по её щеке, губам, словно пытаясь запомнить родимый облик, откинулся навзничь и закрыл глаза, зажимая подступающие горючие и совсем ненужные слёзы…

Сколько же продлится это счастье?

Господи, только б подольше!

За окном стоял февраль, вторая половина. Для кого-то — конец зимы; для кого-то — начало-предвестье весны и бесконечного лета.

Большинство людей не знают дату своей смерти. И слава Богу!

Александр Павлович Словакин знал. Вернее, он сам эту дату и определил-назначил — пятница 29 января 2010 года. И речь-то, в общем, не о суициде, нет, просто Александр Павлович хотел, мечтал, подгадывал и стремился завершить путь земной именно в этот знаменательный день и неистово верил, что именно так и произойдёт-случится. А, как известно, неистовая вера творит порой чудеса.

Чуть менее чем через полгода, а именно 15 июля, ему стукнуло бы пятьдесят — славный для писателя рубеж, но он даже этот соблазн отринул: важнее показалось подгадать под другой, более значимый и эпохальный юбилей…

Вообще с этими датами-цифирью, старым и новым стилями, на первый взгляд, возникала какая-то тарарабумбия , но Александр Павлович столь многое в своей idée fixe [1]притянул за уши и пришил белыми нитками, что на мелкие несоответствия-несуразности с датами можно было и не обращать внимания…

Всё началось лет двадцать назад, когда у молодого провинциального учителя и по совместительству подающего большие надежды писателя Александра Словакина началась столичная часть судьбы.

До этого в родном своём Баранове напечатали несколько его рассказов в областных газетах, пробился он пару раз в региональный «Подъём», тиснули его повесть в коллективном сборнике «Молодая проза Черноземья». И вот на волне первых успехов он сперва попал на какое-то тогда ещё Всесоюзное совещание молодых, где его без проволочек втащили-приняли в Союз писателей тогда ещё СССР. Потом его опубликовал престижный «Наш современник». И тут же (ну попёрло!) ему удалось поступить на Высшие литературные курсы при Литинституте и, проучившись два года, зацепиться в Москве — устроился редактором в только что родившееся книжное издательство «Голос», основал которое его земляк и в котором незадолго до того стотысячным тиражом вышел первый сборник повестей и рассказов Александра.

Вот в те-то благословенные опьяняющие дни первых литературных успехов, во время бурных застолий в общаге Литинститута или в Пёстром зале ЦДЛ, когда кто-либо из подпивших приятелей-пиитов по сложившейся вековой традиции кричал ему в глаза, мол, Сашка, ты тоже гений, он всерьёз и начал задумываться над этой проблемой. Поначалу и он дарил-разбрасывал «гениев» направо и налево и вполне искренне. Ну как можно смолчать, если твой осоловевший сотоварищ только что прокричал-провыл слезливым голосом свою очередную нетленку, всего тебя обрызгав пьяной слюной, ждёт взасос адекватного отклика-суждения, а перед этим уже сам одарил тебя «гением»?

Однажды в одной умной книжке Александр вычитал, что во все времена и во всём мире писатели чётко делились на четыре класса, четыре разряда, четыре степени, четыре уровня, четыре титула, четыре звания, четыре сорта — всего че-ты-ре: гении, таланты, профессионалы и графоманы. Всё! Для примера ранжировались имена из русской словесности:

Поразмыслив на трезвую во всех смыслах голову, Словакин поначалу решил записать себя в третий разряд, в профессионалы. В последний — четвёртый — ряд, само собой, не очень-то хотелось, хотя, если поразмыслить, любой разряд, любой ранг в литературе уже почётен. Главное, ты уже имеешь основное и ключевое звание-титул — писатель . Однако ж, хотелось-желалось повыше.