Карина Сайнс Борго - В Каракасе наступит ночь [litres]

Я открыла глаза и увидела озабоченное лицо склонившейся надо мной стюардессы.

– С вами все в порядке, сеньора?..

Должно быть, я кричала во сне.

– Да, все хорошо. Просто плохой сон…

Во рту у меня пересохло, слюна была клейкой и густой, пальцы мертвой хваткой вцепились в лежащую на коленях сумочку.

– Через час мы приземлимся в аэропорту Барахас. Принести вам завтрак?

Я кивнула, все еще не совсем придя в себя. В салоне самолета вкусно пахло свежим горячим хлебом. Стюардесса вернулась с завтраком и поставила поднос передо мной. На подносе лежали нарезанные ломтиками фрукты, крошечное блюдечко с кубиком замороженного масла и дряблый омлет для неголодных путешественников.

– Вам чай? Кофе? Со сливками?.. С сахаром? С подсластителем?..

Слишком много вопросов, слишком много… Хотите ли вы лететь до конца или предпочитаете вернуться? Вас зовут Аделаида Фалькон или Аврора Перальта? Вы убили ее или она была уже мертва? Вы беженка или воровка?.. Мне вдруг перестало хватать воздуха, просторный салон авиалайнера показался тесным и маленьким.

– Я хочу… пить… – прохрипела я пересохшим горлом.

– Минеральной воды? Сока? Ананасового или апельсинового?

– Апельсинового. Принесите мне апельсиновый.

Схватив поданный стюардессой стакан, я с жадностью глотнула разведенного концентрата. Едкий химический напиток, от которого едва уловимо пахло апельсинами, оросил иссохшую равнину моего разума, вернул меня к жизни и помог собраться с мыслями. Я огляделась. Место рядом со мной было свободно, и я принялась катать на подносе хлебные катышки. Глядя на тонкие сероватые трубочки, выходившие из-под моих пальцев, я думала о том, что заканчивается все точно так же, как и начиналось, – стопкой грязных тарелок. Темное небо за иллюминатором источало неясную угрозу, и казалось, будто неспешный восход солнца способен задержать день, подходивший к концу на другой стороне океана. Оставить все позади и начать с чистого листа – вот чудо, которое Атлантика совершает с теми, кто дерзнет ее пересечь.

К завтраку я почти не притронулась. Стюардесса забрала поднос и двинулась дальше по проходу, торопливо собирая пустые чашки и использованные салфетки. Командир лайнера объявил по громкой связи, что через двадцать минут мы приземлимся в мадридском аэропорту Барахас. Температура на земле, добавил он, составляет двадцать один градус по шкале Цельсия, и я снова повернулась к заиндевевшему иллюминатору.

Когда смотришь на большие города с высоты, они кажутся ненастоящими, похожими на тщательно выписанные миниатюры или коллекционные модели. Маленькие дома, перепутанные нитки шоссейных дорог, зеленеющие лужайки, сверкающие пруды, крошечные автомобили, ползущие неизвестно куда… Далекая, чужая жизнь, которая не имеет к тебе никакого отношения.

Приземление произошло неожиданно. Я почувствовала удар, и вот самолет уже несется по полосе. Запах остывшего хлеба преследовал меня все то время, пока я двигалась по проходу к единственной двери, которая по одному, словно во время родов, выталкивала пассажиров наружу. Опустевший салон напоминал поле битвы: растрепанные газеты, брошенные подушки и пледы, смятые стаканчики с остатками сока и газировки, последние вздохи и зевки, туманом осевшие на иллюминаторах…

Я шла по посадочному «рукаву», держа паспорт перед собой, точно компас. Зал прилета выглядел современным и новым, как, собственно, и должно быть в мирной, богатой стране. Возле поста иммиграционного контроля я обнаружила две очереди: одну для иностранцев, другую – для граждан Евросоюза. Чувствуя себя обманщицей, я встала в очередь для европейцев и стала ждать. Наконец подошла моя очередь, и офицер национальной полиции – чисто выбритый, с открытым привлекательным лицом, взял в руки мой паспорт. Глядя на него, я подумала, что он никогда не сможет стать таким же непредсказуемым и опасным, как одетый в полевую форму с россыпью медалей на груди капрал Гутьерес.

Процесс превращения в другого человека всегда замедляется и идет с трудом, как только на твоем пути возникает государственный служащий или чиновник. Это все равно что продавать собственные страдания и боль на развес. В моем испанском паспорте не было ни одной отметки. Его страницы – в отличие от моей совести – были девственно-чисты. Должно быть, именно это привлекло внимание полицейского, который внимательно разглядывал каждую. Он взглянул на дату выдачи паспорта, на фотографию «Авроры Перальты», на меня, потом закрыл паспорт и протянул мне. «До свидания, сеньора» – вот и все, что он мне сказал. Ничего больше. Так, в маленькой комнатке поста иммиграционного контроля я превратилась в гражданку Испании – и всё благодаря магии проштампованной нужными печатями бумажки. Пожалуй, в первый и единственный раз я действительно ощутила себя человеком, которого собиралась заменить собой.