Примеры? Пожалуйста!
Мама. Во всю свою жизнь не встречала человека лучше. Мягче — да, образованнее — встречала, умнее — да, и даже правдивее встречала, а вот лучше, светлее — нет, не встречала. Мама воспитала нас четверых и никогда не пыталась устроить, что называется, «свое личное счастье». Мы как раз и были ее, с позволенья сказать, счастьем. Мама рано умерла. Она не увидела нас образумившимися, верующими людьми, состоявшимися в своих профессиях и семьях. Уходила, когда мы были молоды и, по определению, невменяемы. «Ни с кем из вас не хотела бы я жить», — сказала как-то печально — к нашему позору. И была услышана. Господь прибрал. Воля Божия — Она ведь, во многом, и наша воля.
И вот сижу я, уже седая, на концерте. На сцене — симфонический оркестр, человек пятьдесят. Спиной к залу, во фраке, неотразимо стройный и элегантный, мой брат. Взмах его гибких рук — и полилась волшебная музыка. Величаво ступая, в сверкающем чешуйчатом платье, выходит к микрофону всероссийская знаменитость. Косится, как школьница, на дирижера и вступает по мановению его руки: «Главней всего погода в доме, все остальное ерунда…»
«Мама, мамочка, ты видишь, он стал человеком, как ты и хотела», — шепчу я, и слезы наворачиваются на глаза. Сверкающая сцена расплывается и кажется мне утыканной бриллиантами. Я горячо молюсь за брата и боюсь, что он собьется, или оступится и свалится со своей дирижерской тумбы, и обмираю, когда вижу, что он случайно перелистывает две страницы лежащих на пюпитре нот вместо одной и вынужден, не переставая вести оркестр, возвращаться.
Гром аплодисментов. Чешуйчато-блестящая звезда берет брата за руку и ведет к рампе. Они кланяются и улыбаются одинаково устало. Их долго не отпускают, и это успех.
Но не всегда так было. Брат учился в школе вначале хорошо, потом хуже, а к старшим классам его перестала интересовать учеба, и перестало интересовать вообще все, кроме музыки. Мама переживала. Она твердо настаивала на том, чтобы все мы получили высшее образование, а уж в какой области — наш выбор. Но для этого нужно было окончить 10 классов, а не восемь. Брат так не думал. Он вообще не думал, что будет дальше. Он с увлечением мастерил себе из подручных материалов электрогитару и был счастлив оттого, что она хоть как-то звучала. От того неспокойного времени залетели и остались в моей памяти загадочные слова «гитинакс» и «медиатор».
Когда братьев моих пригласили играть куда-то в ресторан, старший и вовсе забросил учебу.
Мама переживала. Помню ее хлопоты по переводу его в вечернюю школу. Помню увещевания с умоляющими нотками в голосе. Помню даже как мама писала своим крупным учительским почерком для брата шпаргалки, сопровождала его на экзамены, неся за ним эти шпаргалки. А он, пятнадцатилетнее хамло, отгонял маму от себя…
А потом он вдруг стал учиться. Сам. Потому что однажды ночью, когда мама не могла уснуть от тяжких дум и тревоги за сына, она встала с постели, повернулась на восток, ибо в доме не было икон, и упала на колени. И плакала, и молилась так горячо, как может молиться только мать. И была услышана. Она вдруг поняла, что надо сделать. Сейчас же, ночью, пошла в комнату сына, разбудила его и встала перед ним на колени. Да. Так было. И сказала, что не поднимется, пока он не пообещает ей, что закончит десять классов.
Что уж он говорил ей, своей матери, в ее, а значит, и его, страшном унижении, нам лучше не знать. Но пообещал. И сделал.
А потом была армия. После армии — институт, а по окончании — карьера преподавателя, оркестранта, дирижера. Блестящая карьера. А друзья его, с которыми «лабали» тогда в ресторане, кого уж нет, а те далече. Кто отсидел, кто умер от пьянки и наркотиков, а кто — и то и другое.
Подвиг? Да, настоящий материнский подвиг.
И еще две истории.
Феодора
Феодора, так звали нашу героиню, по национальности курдка. Муж ее был албанцем. Жили они в начале прошлого века и были православными христианами. Феодора получила хорошее образование, знала пять языков: само собой, курдский и албанский, а еще русский, украинский и французский. Кто в нынешнем «продвинутом» веке может похвастаться такими обширными знаниями?
Но дело не в этом. Было у семейной четы много детей, а стало быть, и много хлопот, скорбей и радостей — все вперемешку. Пришло время женить сына, старшего. Радость.
А когда сын с невесткой тихо, чтобы не слышали родители, изо дня в день ругаются у себя в комнате, а потом вдруг объявляют, что они разводятся, — беда. И вот уже невестка, на ночь глядя, зареванная, с чемоданами в руках устремляется к выходу. Что делать? Ложиться на порог? Да. Да, именно ложиться на порог, и это не просто фигура речи. Феодора так и сделала — решительно, как делала все. И не побоялась, что ее не так поймут или что выглядеть будет смешно. Уселась на порог, протянула ноги и сказала невестке сурово: «Уйти хочешь? От родного мужа, венчанного? Ну, давай, иди. Если совести у тебя нет, перешагнешь через меня, свою свекровь, вторую мать!»
Читать дальше