Владимир Шапко - Синдром веселья Плуготаренко

Готлиф вновь остановил перо. Нужно бы, наверное, придумать вымышленные имена героям этой подлинной истории… но пусть будет пока так, как есть. Потом всё поменяется. Герой, раз он в рассказе писатель, конечно же, будет каким-нибудь Тумановым. Или Зимогоровым. Кстати, есть фамилии, которые уже сами по себе несут поэтическое, – Бухаров, Лебединский. Если имеешь подобную фамилию – просто стыдно не быть писателем. Помнится, об этом говорил ещё Наталье. Ладно, не будем вспоминать тяжёлое, не будем отвлекаться. Итак: «Михаил Янович Готлиф не лишен был поэтической жилки – он писал рассказы и повести. При кажущейся своей солидности и даже высокомерии, человеком он был боязливым, застенчивым. В редакции со своими рукописями не лез, а женщин так просто боялся. Если в случае с Натальей Ивашовой (растоптанной своей любовью) он всё же позволил завести себя в новое для него место (квартиру), и ему даже в нём понравилось, то Молотовник Аделаиде он не поддался сразу, ни под каким предлогом не позволил втащить себя в её комнату. Дошёл с ней только до третьего этажа семейной многоэтажки. И ринулся назад, вниз, расталкивая людей на лестнице.

В кинотеатре, куда его всё-таки завели, он отбивался от женских рук, хватающих его за то, за что мужчину не нужно хватать. Да она же ненормальная! – поспешно, грузно вылезал он из ряда, пихаемый сердящимися зрителями.

Домой Михаил Янович шёл и кипел. Это чёрт знает что! Такое насилие над личностью! Да как она смеет?!

В украинский Кременчуг Михаил Янович переехал из России. Из-за его любовной связи с русской женщиной – мать заставила, настояла. Сама подала на обмен квартиры, и через месяц нашлись обменщики. Михаил Янович с 25-и лет состоял на учёте в психбольнице. У него бывали психозы. Чаще мания преследования. Случавшаяся осенью или весной. В такие дни он прятался на чердаке или в чьём-нибудь погребе. И сидел там. Пока его не находили санитары и не везли в больницу. В России даже с третьей группой инвалидности Михаил Янович мог не работать. А если и работать, то ограниченно. Всё резко изменилось после переезда на Украину. Сразу же начал привязываться участковый Коноплянин. Игнорируя справку Михаила Яновича, заставлял идти работать на Кременчугский автосборочный завод. Почему-то именно туда. Разнарядку что ли получил? («У нас не Россия! У нас не пройдёт туньядствовать! У нас кто не работает – тот не ест, уважаемый!») Пришлось пойти с матерью к Коткину Льву Зиновьевичу, дальнему родственнику. Тот взял Михаила Яновича к себе на почту. Почтальоном. Вот так-то, гад Коноплянин! Не вышло у тебя, чтобы я гайки крутил!

И вот теперь новая напасть – Аделаида Молотовник!

Он думал, что после случая на лестнице, а потом и в кинотеатре, где от неё натурально отбивались, она поймёт, что не желанна, как женщина не желанна, чёрт побери, и отстанет наконец… Однако он ошибался.

Уже через два дня, придя на обед, он увидел её на кухне распивающей с матерью чай.

Без парика она даже показалась Михаилу Яновичу симпатичной – у неё был лихой мальчишечий чуб-косарь жёлтого цвета. Однако куда же денешь её массивный подбородок и обнажённые мускулистые руки трансвестита? Михаил Янович пил чай с тортом, принесённым женщиной, и не находил ответа.

Непонятно было Михаилу Яновичу поведение матери в создавшемся положении. Она прекрасно знала, что сыну противопоказаны такие стрессы, что всё это может кончиться для него погребом, а потом больницей, и всё равно привечала эту женщину. Неузнаваемо (фальшиво) была ласкова с ней, ловила каждое её слово, заглядывала ей в глаза и в рот. Странно.

Мать всё делала по часам. Под будильник на кухне. Едва начинал бесноваться маленький разбойник – в любое время дня и ночи она входила к сыну с таблетками и водой в стакане: «Прими!» Если куда отправлялась по делам, первый вопрос её по возвращении был: «Ты принял таблетки? (Аминазин? Галоперидол? Карбидин? Клазапин и так далее?) Звонил будильник?»

И вот теперь новое (новейшее!) лекарство для сына – еврейская женщина ему. («Ты принял аделаида молотовника? Не забыл? Звонил будильник?»)

Сама Молотовник за столом не умолкала. Рассказывала всё о себе откровенно. Без всяких. Ничего не скрывала. После смерти матери (отца не знает) воспитывалась в детдоме. Закончила финансовый техникум. Выходила даже замуж. Но русский муж почти сразу начал пить. Выгнала его. А потом он и вовсе – откёнулся .

Мать и сын не поняли.

– Ну дал дуба. Отбросил коньки. Понимаете? От пьянки.