В 1540 году некто Франческо Марколино да Форли издал книгу, где показывал, что по игральным картам, обычно изображающим всё, что определяет человеческую судьбу, можно заглядывать в будущее. Видимо, к этому времени гадание на картах было уже распространено, и в частности – как промысел бродячих шарлатанов – прототипов Джокера – и цыган (по картам, например, гадают в книге Мерлина Кокаи «Caos del Triperuno», 1527 года). К XV веку таборы, которые молва считала вышедшими из Египта, рассеялись по Европе как раз вместе с игрой в карты, что и должно было связать их в умах на столетия вперёд. Ведь эти умы связывали тогда происхождение вообще знаний и навыков человека именно с Египтом. В образности светской культуры Возрождения многое так или иначе связывалось или сверялось с книгами Гермеса Трисмегиста, египтянина, считавшегося современником Моисея и авторитетом, не противоречащим церкви. Этим объясняли власть искусства над воображением и над обстоятельствами жизни. В убранство дома, в одежду и в развлечения можно было воткать много своего рода талисманов. Например, поэма мистика Лодовико Ладзарелли «О свойственных богам образах» построена на описании фигур, взятых из только что опубликованных «карт Мантеньи». Мы уже видели, что по сути своей тарок стал самым простым видом вошедшего в моду аллегорического или мифологического справочника, к которому с равным суеверием прибегали в работе поэты, учёные, художники, ремесленники, зодчие, музыканты и, конечно, фокусники. Во времена, когда магия была просто доводом в споре о возможностях науки и о силе искусства, будущее ещё не скрывалось в тумане, в который погрузилось с победой слишком, может быть, здравого смысла. Между 1609 годом, когда Казобон доказал, что откровения Гермеса Трисмегиста принадлежат перу поздних греко-римских авторов, и 1822 годом, когда Шампольон всё-таки прочёл египетские иероглифы и не нашёл там вообще никаких откровений, пролегла новая эпоха, которая сделала карты синонимом безрассудства или предрассудка. Картами занялись те, кто хотел найти в них скрытые опровержения современному знанию и путь к другой жизни.
В 1781 году в последнем томе труда Антуана Кур де Жеблена «Первобытный мир» (т. е. имеются в виду стоявшие у истоков цивилизации древние египтяне, финикийцы и жители Америк) вышла глава «Игра в таро». Вместе с такими масонами, как Сен-Мартен, автор стремился воссоздать таинства египтян, ключ к которым пропал в сожжённой арабами Александрийской библиотеке. По цыганскому следу Кур де Жеблен вышел на карты Таро, в которых, по его убеждению, уцелела одна из священных книг писавших, как тогда было известно, картинками жрецов. Этот вывод так подействовал на учителя математики и парикмахера Альетта, что, прочитав «Первобытный мир», он вывернул своё имя наизнанку и посвятил себя оккультным занятиям, став пророком армии последователей, для которых разработал систему гадания по картам.
Эттейла умер в годы революции; его карты, разновидности которых очень популярны до сих пор, не для игры. В романтическую эпоху с её бурями и ломкой всего привычного возник карманный оракул : карточки с изложением разных систем гадания (по числам, по звёздам, по символам или по ладони), выбор которых мог быть целым ритуалом, как в салоне легендарной м-ль Ленорман или её последователей, Мага Эдмона или Беллина.
В виде оракула картами Таро заинтересовались и учёные-оккультисты: в их образах можно было кратко выразить суть различных мистических учений, объединить которые было идеей теософов и тех, кто относил себя к братству розенкрейцеров. Над тем, как вложить эти истины в карты, думали общества розенкрейцеров, которые возникли к концу XIX века во Франции, в Америке и в Англии, где туда входили, например, писатели Бульвер Литтон, Артур Макен, Брэм Стокер и Уильям Батлер Йейтс. Знаток каббалы Элифас Леви связал четыре карточные масти и число козырей тарока с древнееврейским именем Бога и с буквами священного алфавита. Вслед за ним Папюс, Освальд Вирт и американец Эльберт Бенджамин придали картам, которые они создали, вид настоящей азбуки забавного тайноведения.
Наиболее серьёзно над картами думали в ордене английских розенкрейцеров «Золотая заря», в одной из лож которого председательствовал будущий Нобелевский лауреат Йейтс, в чёрной маске и в шотландской юбке с кинжалом за поясом. Возглавлявший орден Макгрегор Матерс и входивший туда Алистер Краули оба создали свои варианты карт: позже в бумагах «Золотой зари» были обнаружены многочисленные эскизы, которые разрабатывались на заседаниях. Однако подлинную славу и ордену, и картам принёс Артур Эдвард Уэйт, по поручению и по советам которого Памела Колмен Смит выполнила колоду «Райдер».
Читать дальше