– Спасибо. – И тут же несколько раз повторила то, о чем ей следовало бы попросить еще в день переворота. – Не выпускай его из дома. Я скоро буду.
– Сяду на него верхом, если понадобится.
– Вот и прекрасно, – сказала Лилиан.
Удостоверение Пато лежало у Кадиша в заднем кармане, и он не сомневался, что, пока впечатления свежи, выйти из дома без документов Пато не решится.
Времени оставалось не так много. Кадиш хотел все представить Лилиан в лучшем виде, ну и поговорить с Пато по-отцовски. Пусть парень объяснится, чтобы Кадишу было что сказать Лилиан, когда она вернется. Кадиш – окрыленный своими успехами, успехами жены – не хотел опускать глаза, когда она попросит рассказать обо всем в подробностях. Не хотел говорить жене «я не знаю». Поэтому он без стука вошел в комнату Пато и потребовал, чтобы сын – тот, скрестив ноги, сидел на кровати – воздал ему должное.
– По крайней мере, мог бы сказать «спасибо», – предложил Кадиш.
Этого хватило бы, чтобы восстановить отношения, забыть, что Кадиш устроил костер из книг Пато, а Пато двинул отца по носу. Вот только это Кадиш сейчас ворвался к сыну, навис над ним. Это Кадиш неторопливо разминал свою покрасневшую и распухшую руку. Весы наконец выровнялись.
– Это моя комната, – буркнул Пато.
– По крайности, мог бы сказать «спасибо».
Его слова прозвучали как угроза. Кадиш и не думал угрожать, но, услышав, как воинственно звучит его голос, отступать не стал. Подвинулся ближе и злобно повторил:
– По крайней мере.
Отец и сын – друг против друга. Пато явно отказывался признавать за отцом власть, а Кадиш был настроен решительно – он требовал капитуляции. Сын должен уступить.
Пато натянул наушники, поставил на пластинку иглу. Включил аппаратуру, что стояла в изножье кровати, и закрыл глаза. Как можно так не уважать родного отца?
Кадиш выдернул шнур от наушников.
Пато поднялся с постели.
– Чего ты от меня хочешь?
– Чего я хочу? – сказал Кадиш. – Уважения.
– Его надо заслужить.
– Я твой отец. И ничего заслуживать не должен. Вот так вот!
Кадиш потянулся к наушникам. Слушает Пато или нет – все равно это наглость!
Пато сам снял наушники, бросил их на кровать.
– Пожалуйста, – сказал он.
– Что «пожалуйста»? – не понял Кадиш.
– Ну, снял я наушники. Выполнил твою просьбу. Больше ничего.
После долгой паузы Кадиш переспросил:
– Больше ничего?
Он опять не нашелся что ответить, просто повторил слова сына.
Пато огорченно покачал головой. Выказать снисхождение – это он умел.
– Хочешь знать, чего я от тебя хочу? Какие у меня к тебе претензии? Пожалуйста, могу списком: с меня хватит грубости и наглого поведения. Хватит сомнительных дружков, не хочу, чтоб ты шлялся где ни попадя. Не знаю, за что тебя загребли, но этому пора положить конец. Со всем, во что ты вляпался, надо завязывать. Сейчас не те времена.
Безусловно, чистая и тихая камера нагнала на Пато страха. Он был счастлив, что вернулся в свою комнату, что сейчас придет мама. Он был счастлив и оттого, что отец вызволил его из беды, хотя ни за что никому об этом не скажет. В ответ он закричал, и, хотя голос у него был вполне мужской, кипятился он по-мальчишески:
– Я ничего плохого не сделал. Ничего такого не сделал. Вообще ничего не сделал.
– Вообще ничего? Тебя упекли за «вообще ничего»? За «вообще ничего» упрятали в камеру так, что мне пришлось тащиться за тобой через весь город?
– Я вообще ни хрена не сделал, – повторил Пато. – Нас туда завезли просто так.
– Не ври мне, – сказал Кадиш.
При этих словах Пато прижал ладони к вискам, у него начиналась истерика.
– Иди на хрен! – сказал он отцу. – Мы ничего не сделали.
– А-а, теперь оказывается «мы»! И все как один – невинные овечки? Я хочу знать, за что тебя загребли, до того, как вернется мама.
– Иди на хрен! – повторил Пато. – Если я и преступал закон, то только когда работал на твоих шлюх.
– Прикуси язык! – сказал Кадиш. – У себя дома я такого не потерплю.
Диалог старый, как сама жизнь, слова нужны, только чтобы разговор не иссяк. Вечный конфликт отцов и детей. Пато раскачивался взад-вперед. На каждую угрозу отца он выпаливал «иди на хрен!». Вот тебе и «спасибо», вот чем оно обернулось! Тем не менее Кадиш хотел знать, что же такого Пато натворил, и накинулся на сына с удвоенной энергией.
– Неважно, нарушил ты что-то или не нарушил, – сказал он. – Никто тебя не обвиняет. Просто скажи – что ты сделал?
Наезд оказался не лучшей стратегией. Откуда Кадишу было знать, что Пато просто нечего ответить?
Читать дальше