Натан Энгландер - Министерство по особым делам [Литрес]

– Раз так, я ему верю, – сказала она.

– Ну, вы – сладкая парочка, – подытожил Пато. – Это же надо, чтобы нашлась женщина под стать такому мужчине!

Пато ушел к себе в комнату, хлопнул дверью. Вскоре оттуда раздалась музыка. Оглушительная. Группа «Пинк Флойд» рвалась из колонок, вылетала за дверь и неслась по коридору. Звук исходил из классной стереосистемы, купленной на часть гонорара Кадиша, полученного от Хабенбергов, за один из недавних заказов. Этот дар Пато принял без возражений.

– У каждого есть цена! – проорал Кадиш, перекрывая музыку. Потом повернулся к Лилиан и добавил: – Свою стоимость имеют все и вся. Мы не исключение.

– Должно быть, мы стоим дорого, – заметила Лилиан. – Только за наши носы ты готов отдать царский выкуп.

– Да, носы у нас большие, – признал Кадиш. – Я не хотел сказать «уродливые». Не знаю, как это пришло мне в голову.

– Главное, что оно вышло у тебя изо рта. Думать можешь что хочешь. Но говорить…

– Ты красавица, – сказал Кадиш. – А от Пато я и вовсе глаз не могу отвести.

– С тех пор, как он на свет народился. Жаль только, что при нем тебе отказывает здравый смысл. Если повторишь, что сказал, с чувством, я притащу его обратно.

– Не стоит, – сказал Кадиш.

– И верно, незачем, – согласилась Лилиан. – А предложение и впрямь оскорбительное.

– Ну, извини.

Кадиш допил вино.

Лилиан повозила по тарелке росток спаржи.

– Умом я против, – сказала она. Разрезала спаржу пополам, подняла глаза и встретилась взглядом с мужем. – Но, может, заиметь новый нос не так и плохо?

Кадиш был уверен, что плачет, но слез не ощущал. Из его широких ноздрей торчали два стальных штыря, над ним, держа их за концы, стоял сам доктор Мазурски. Доктор прижал штыри и стал ворочать их из стороны в сторону. Так пытаются расшатать гайку, включить пожарный кран – можно подумать, доктор Мазурски пытается описать этими штырями круг. Это был его собственный метод, разработанный для сверхмогучих носов.

Они находились не на возвышении, как предполагал Кадиш. Он думал, что в расположенной амфитеатром аудитории будут сидеть студенты, что-то строчить в тетрадках, пялиться через стеклянную перегородку. Но студентов было всего пятеро, две девушки и три парня, в перчатках и масках, они вполне могли сойти за детей. Среди них была и Лилиан. Ей тоже выдали белый халат, и, если не считать медсестер и анестезиолога, с ней число зрителей доходило до шести.

Доктор повернулся к студентам.

– Движение должно быть равномерным, – сказал он. Потом, подняв локти, начал орудовать стержнями.

Перед операцией доктор зашел в комнату, где, облаченные в халаты, ждали своей участи Лилиан и Кадиш. За его спиной стояли эти пятеро детей в белом.

– Будете тянуть соломинку? – спросил Мазурски. – При всем моем проворстве, я могу зараз сделать только один нос.

Лилиан глянула на Кадиша и в панике дернула головой из стороны в сторону.

– Давайте начнем с меня, – объявил Кадиш.

При этом он смотрел на жену – правильно ли он ее понял? Доктор спросил Лилиан, как у нее с нервами.

– Всякое выдерживала, – ответила она.

– Тогда милости просим – будете свидетельницей того, как я творю историю, – пригласил доктор. – Ринопластика подобного рода – штука не менее серьезная, чем разделение сиамских близнецов. Ведь всегда есть вероятность, – тут он обернулся к студентам, – что одного из них после разделения мы потеряем.

Лилиан наблюдала, пока доктор не ввел в нос штыри. Тут она отвернулась. Студентка рядом с ней приподнялась на цыпочки.

Кадиш быстро заморгал. По крайней мере, ему так показалось, потому что картинка перед глазами увлажнилась, поплыла, а двигались ли при этом веки – кто их знает? Опять же неясно насчет слез. Чувствовал Кадиш что-то или нет – не объяснить, хотя ему казалось, будто голова раскалывается надвое. Словно посреди лба провели линию, и она мало-помалу врезается в мозг – что-то в этом роде. Это расчленение сопровождалось каким-то странным, но очень внятным шумом, идущим изнутри. Может, такие звуки слышат глухие? Раз мир вовне у них выключен, то до них доносится такой чудо-звук изнутри, будто треснула яичная скорлупа. Вот это яйцо Кадиш и видел. Глаза его словно развернулись вовнутрь и уставились во тьму его пустого черепа – в самом его центре плыло большое белое яйцо, и на фоне общего мрака его белизна колебалась, пульсировала, подсвечивалась по краям.

В середине его головы плавало яйцо всмятку.