Натан Энгландер - Министерство по особым делам [Литрес]

Лилиан несколько смущало, что общество сына радовало ее ничуть не меньше. Приятно было видеть, что Пато вырос не совсем уж бесчувственным. В это непростое время он и впрямь стал прислушиваться к матери. Старался не приходить домой поздно, не говорить долго по телефону. По утрам поднимался рано, как все порядочные люди, шел в магазин за свежей выпечкой. Поспевал к семейному ужину и не слишком цеплялся к отцу, а тот не слишком цеплялся к сыну. Чтобы не разочаровываться, никаких радужных надежд Лилиан не питала, но если забыть о финансовых тисках, из-за которых над ними висела угроза оказаться на улице, о политическом бардаке, из-за которого им приходилось сидеть взаперти, это был один из лучших периодов в их жизни. Притом что долги, угрозы и все беды навалились скопом, Лилиан стала видеть и светлую сторону. Крыша над головой есть. Еда на столе есть, вокруг стола – ее семья. Худо-бедно, а все не так плохо. А если тревога и накатывала, то лишь вот по какому поводу: зачем она потратилась на новую дверь?

Пато был у Рафы – здесь их компания обычно и тусовалась. Мать Рафы давно решила для себя: лучше принять образ жизни детишек, так они не будут убегать из дома. Впрочем, что касается материнских прав, она понимала, что ей придется пойти на жертвы. Они курили гашиш в ее гостиной, тискались на ее диване. Она не могла пройти в туалет или оставить на столе деньги. Не раз ей доводилось видеть незнакомую девицу в своем платье, так что при первом знакомстве она всегда засекала, в чем они пришли.

Квартира была небольшая, чуть меньше, чем у Пато, а при том, что, кроме сына, здесь жили ее отец и дочь, квадратных метров на нос приходилось и того меньше. Детям отдали спальню, куда она поместила двухъярусную кровать плюс две выдвижные, по одной с каждой стороны. Здесь спали Рафа, его сестра Муфи, ее отец – их дед, – он въехал сюда вскоре после того, как ушел ее муж. Дети считали, что для своих восьмидесяти двух лет дед – сосед не самый плохой. Он спал как сурок и не претендовал на письменный стол у четвертой стены.

Рафа рылся в верхнем ящике стола, Пато сидел на выдвижной кровати. Их подруга Флавия болтала с матерью Рафы в другой комнате, оттуда доносился ее смех.

Рафа искал новый фильтр для трубки. Старый пришлось выкинуть: он все время выскакивал, и Рафа его приклеил. Но не подумал о последствиях и понял, что наделал, лишь когда, как следует затянувшись, заодно с травкой вдохнул и клей. Флавия и Пато тогда решили, что он помешался, и держали его за руки до тех пор, пока не сочли, что он опомнился. На следующее утро, прогуливаясь по Сан-Телмо, Рафа в знак благодарности купил им всем одинаковые колечки. Но он еще несколько дней опасался, что мозги так и не встали на место.

Они сидели на полу гостиной втроем. Круг замыкала сидевшая на диване мать. Трубку передавали друг другу. Рафина мать курить не стала, но выпить колу согласилась.

Пато решил, что надо позвонить домой. Но отвлекся – загляделся на разводы под потолком, там от дождя облупилась краска.

Пато заставил себя подняться и уже хотел справиться, можно ли позвонить (из гостей этого дома Пато был единственным, кто не забывал о манерах), но вместо этого спросил:

– Где твоя сигарета?

– Нет у меня сигареты, – ответил Рафа и показал пустые руки.

– Ты же курил, – возразил Пато. – Переодевал носки, а сам курил.

– Такое наверняка возможно, – сказал Рафа задумчиво. Мать чуть пнула его, и он поднялся. Парни стали шарить по комнате, и тут Рафа вспомнил про фильтр. Открыл верхний ящик шкафа – оттуда вылетело облачко дыма. – Черт, – выругался он и выудил из ящика сигарету, проверил, не подожгла ли она носки. Потом сунул сигарету в рот, и все сели по местам.

– Когда-нибудь дом спалишь, – сказала мать. – Мозги из-за твоей травки расплавятся, будешь знать. Это же надо – забыть сигарету в ящике!

– Она была не в ящике, – сказал Рафа. – В пепельнице. Спроси Пато.

Мать повернулась к Пато и засмеялась. Протянула руку и потрепала его по щеке.

– То ли дело мой сын – врет и не краснеет!

В последнее время их пересуды становились все более странными, все более зловещими. Когда они переключались на политику и теории заговора, Рафина мать поднималась и выходила из комнаты. Она терпеть не могла, когда они неожиданно прерывали разговор при ней, и старалась уйти из комнаты прежде, чем такое случится. Их последний обмен соображениями Рафина мать слушала у выхода в коридор, готовясь при надобности уйти.