Сергей Головачев - Лысая гора [издательство «Алетейя»]

И тотчас мать сыра земля сомкнулась, скрыв под собой бездну.

Добившись, наконец, того, о чём он так долго мечтал, Энки в ипостаси Мота с счастливой улыбкой на лице сунул ключ от бездны в замок зажигания, пекельный престол неожиданно затрясся под ним, из-под днища подземного корабля вырвалось вдруг пламя, и, сопровождаемый сильным гулом, он стремительно поднялся вихрем в небо.

Со стороны это выглядело, как вознёсшийся ввысь в прозрачной пирамиде двуглавый орёл с огненно-красными крыльями. О'Димону в восставшем из пепла фениксе привиделся дух возрождённого Осириса, Димон-А разглядел во взлетевшей жар-птице вернувшегося из заточения Велеса, а безумный инквизитор с ужасом осознал, что только что на его глазах сбылось предсказание Иоанна Богослова об освобождённом из темницы Звере: «Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань».

О'Димон заторможено смотрел на опустевшую дорогу перед контрольно-пропускным пунктом, пытаясь понять, куда подевался небесный престол, пропал пекельный трон и исчезли четыре всадника с двенадцатью легионами. Реально было это всё или ему привиделось? Он был пока ещё не в состоянии осознать то, что произошло.

— Ты видел? — толкнул он застывшего у зарешёченного окна приятеля. — Ты видел это ?

Толчок привёл Димона-А в чувство, и тот постепенно стал приходить в себя. Сначала он потёр ладонью лоб, затем почесал затылок и, наконец, потряс головой, стремясь стряхнуть с себя наваждение.

— Что это ? — невразумительно произнёс он, почувствовав непреодолимый позыв к сквернословию. — Что это за хрень была?

— Ну… это… как его, — забыл слово О'Димон, — раскрытие тайны… разоблачение… прозрение, короче.

— Апокалипсис? — вспомнил слово Димон-А.

— Во, точно, — подтвердил О'Димон.

— Это же полная хрень! — неожиданно завёлся Димон-А, на которого иногда безо всякого повода нападала копролалия — импульсивное влечение к циничной и нецензурной брани. Он, как и многие другие молодые и не очень молодые люди страдал синдромом Туретта — особым видом словесного тика, когда человек, одержимый бесами хулы и сквернословия начинает постоянно вставлять в свою речь бранные слова, используя их, как словосвязку.

— Б., охренеть можно! Неужели всё, б., что мы видели, всё это, б., было на самом деле?

Столь частое употребление матерного слова напоминало нервный тик у человека, у которого непроизвольно вдруг начинало подёргиваться веко. При этом, каждый раз, как только Димон-А употреблял слово на букву «Б», у него мгновенно за спиной возникала в образе развратной блудницы демоница сквернословия Лиад. Когда же он произносил многочисленные вариации на букву «Х», тут же за его спиной появлялся, кривляясь и показывая непристойные жесты в виде вытянутого среднего пальца или согнутой в локте руки, демон хулы Уй.

О'Димон между тем обратил внимание на изъян в заборе: в нём не хватало двух бетонных секций. Куда же они пропали? Что-то подсказывало ему, что, скорей всего, секции эти обрушились в том месте, где прежде стоял Молох, а между ног его пролегало узкое бездонное ущелье, которое затем сомкнулось.

— Как видишь, было! Раз забор исчез.

— Ох-еть, б.! — взялся за голову Димон-А. — Мне до сих пор кажется, — покачал он головой, тупо глядя на провал в заборе, — что нам всё это кажется.

— Хочешь сказать, трип продолжается? — засомневался О'Димон.

— Что? — не понял Димон-А.

— Ну, наше … это… психоделическое путешествие…

— А ты думал, оно закончилось? — неожиданно живо он обернулся к приятелю. — Оно только начинается. Ты лучше скажи, б., что теперь со мной будет? Я же два круглых сразу захавал.

— Скорей всего, тебе конец, — усмехнулся О'Димон и, подобрав с земли осколок зеркала, протянул его товарищу, — глянь, что с тобой стало.

Димон-А заглянул в остроугольный осколок и с ужасом обнаружил, что его голубые глаза почернели. Зрачки у него расширились до такой степени, что почти полностью вытеснили собой радужку. Его глаза стали двумя безднами, в которых терялся разум.

— О, чёрт! Б.! Б.! Б.! — в ожесточении трижды ударил он себя в грудь, и каждый раз за его спиной на мгновенье появлялось мимолётное видение демоницы сквернословия по имени Лиад.