Василий Шукшин - Я пришёл дать вам волю. Любавины

На улице перед Степаном упала на колени старуха.

– Батюшка-атаман, пошто они его под замки взяли? Пошумел в кружале, так и сажачь за то? Как жа молодцу не пошуметь!..

– Кто пошумел?

– Сын мой, Ванька. Пошумел пьяный, и как теперь?.. Всех бы и сажали. – Старуха плакала, но и сердилась, вместе.

– В тюрьму посадили? – спросил Степан; старуха навела его на дельную мысль.

– В тюрьму. Да ишо клепают: государя лаял… Не лаял он! Он у меня смирный – будет он государя лаять!

– Кажи дорогу, – велел Степан, не слушая больше старуху. «Надо дело делать, а не бегать зря, – устыдил он себя. – И не заполошничать самому… с этим воеводой».

Он поостыл и действовать стал разумно и непреклонно: он умел – в минуту нужную – скомкать себя, как бороду в кулаке, так, что даже не верилось, что это он только что ходуном ходил. И даже когда он бывал пьян, он и тогда мог вдруг как бы вовсе отрезветь и так вскинуть глаза, так посмотреть, что многим не по себе становилось. Знающие есаулы, когда случался вселенский загул, старались упоить его до сшибачки, чтобы никаких неожиданностей не было. Но такому-то ему, как видно, больше и верили: знали, что он – ни в удаче, ни в погибели – не забудется, не ослабнет, не занесется так, что никого не видать… Какую, однако, надо нечеловеческую силу, чтобы вот так – ни на миг – не выпускать никого из-под своей воли и внимания, чтобы разом и думать и делать, и на ходу выпрямиться, и еще не показать смятения душевного… Конечно же она вполне человеческая, эта его сила, просто был он прирожденный вожак, достаточно умный и сильный.

Как ни обозлился Степан на воевод, а справился, понял, что «надо дело делать». Прежде чем казаки уйдут на Дон, надо, чтоб те же воеводы натерпелись от него страха и чтоб все люди это видели. Надо бы и кровь боярскую пролить… Он бы и пролил, если бы Унковский не спрятался. Надо, чтоб теперь пошла молва: на бояр тоже есть сила. Есть рука, готовая покарать их – за их поборы, за жадность, за чванство, за то, что они, собаки, хозяйничают на Руси… И за то, кстати, что казаки у Четырех Бугров ударились от них в бегство, и за это тоже. Надо оставить их тут в испуге, пусть спят и видят грозного атамана. Теперь – с этого раза – пусть так и будет. И пусть они попробуют сунуться на Дон – унять его, пусть попробуют, как это у них получится…

Тем временем подошли к тюрьме.

С дверей посбивали замки. Колодники сыпанули из сырых мерзких клетей своих… Обрадовались несказанно. Их было человек сорок.

– Воля – дело доброе! – громко сказал им Степан. – Но ее же не дают, как алтын побирушке. За ее надо горло боярам рвать! Они не перестанут вас мучить. Вы вот попрыгаете теперь козлами да разойдетесь по домам… Завтра я уйду, вас опять приведут суда на веревочке и запрут. Идите в войско мое!.. Пока изменников и кровопивцев-бояр не выведем, не будет вам вольного житья! Вас душить будут и в тюрьмах держать! Ступайте к казакам моим!..

– Негоже, Степан Тимофеич. Ай, негоже!.. Был уговор: никого с собой не подбивать, на Дон не зманывать… А что чинишь? – так говорил утром астраханский жилец Леонтий Плохово. Говорить он старался с укором, но по-доброму, отечески.

Степан Тимофеич, слушая его, смотрел на реку. (Они сидели на корме атаманова струга.) Вроде слушал, а вроде не слушал – не поймешь. Астраханец решил уж высказать все.

– С тюрьмы выпустил, а там гольные воры…

Степан сплюнул в воду, спросил:

– А ты кто?

– Как это? – опешил Леонтий.

– Кто?

– Жилец… Леонтий Плохово. Направлен доглядывать за вами…

– А хошь, станешь – не жилец? – спросил спокойно Степан.

– А кто же? – все не мог уразуметь жилец.

– Покойник! Грамотки возишь?! – Степан встал над Леонтием. – Воеводам наушничаешь! Собачий сын!.. Утоплю!

Леонтий побледнел: понял, что обманулся мирным видом атамана.

– Где Унковского спрятали?! – спросил Степан.

– Не знаю, батька. Не распаляй ты сердце свое, ради Христа, плюнь с высокой горы на воеводу… – Леонтий утратил отеческий тон, заговорил резонно, с умом. – На кой он теперь тебе, Унковский? Иди себе с богом на Дон…

На берегу возникло какое-то оживление. Кто-то, какие-то люди подскакали к лагерю на конях, какая-то станица. Похоже, искали атамана: им показывали на струг, где сидели Степан с Леонтием.

– Кто там? – спросил Степан ближних казаков.

– Ногайцы… К которым посылали с Астрахани.

– Давай их, – велел Степан.

На струг взошли два татарина и несколько казаков.