Шандор Ласло-Бенчик - В тугом узле

Стиль руководства Канижаи вполне соответствует этой нашей роли.

Лет пять-шесть тому назад «Аврору» стали обследовать какие-то деятели.

Помню, устроили нам такой тест. Раздали железные подносики, а к ним кучу пластинок самых различных размеров и замысловатой конфигурации. От нас требовалось как можно быстрее заполнить подносик пластинками так, чтобы они занимали всю его поверхность. Тут было только одно решение. Насколько помню, норма была минут пять. Или, может, даже четыре. Канижаи потребовалась минута. Он для начала просто побросал на подносик пластинки как попало, потом слегка потряс его, а когда коллеги-психологи на миг отвернулись, ударил по нему молотком, после чего все пластиночки тут же стали на свое место. Он просто вынудил их, заставил подчиниться, а не «уговаривал» по одной.

Кстати, все мы уложились в норму с этим заданием. Но тут нет ничего удивительного: наша работа и состоит в том, чтобы из отдельных частей собирать нечто целое. Если у человека и нет врожденной способности к этому, она с течением времени и практикой у него вырабатывается. Даже Лазар Фако легко справился с заданием, правда, периодически бросал взгляды на подносик Яни Шейема, копируя с него.

Канижаи точно так же формировал бригаду. Побросал на готовую, форму разных людей, потом немного хитрости, напора, бах — и готово дело. Пусть люди даже бессознательно идут на это. Надо еще добавить, что наш батя довольно-таки бесцеремонно обращается с нами, прямо как с пластинками. Он всегда выбирает кратчайший путь к цели и довольно жестко спрашивает с нас. Да, Канижаи умеет обращаться с живыми пластинками.

Все думают, что нашу «Аврору» динамитом не разорвешь. Конечно, мы привыкли друг к другу. Притерлись. Можно сказать, сплавились.

Но, между прочим, нас в последнее время стала есть ржа. А когда это происходит-внутри металла, под защитным покрытием, — это почти незаметно.

Вероятно, Марци Сюч думал о чем-то подобном, когда, какое-то время молча пожевав жвачку, снова заговорил:

— Мне кажется, беда бати в том, что он — классик. Он не замечает, что стиль его устарел, теперь так уже нельзя руководить. Сейчас все иначе, чем в годы его молодости…

Пыль, наконец, осела, все вокруг опять было залито солнечным светом. Виола вскочил на ноги, встал на край шоссе и передал нам напутствие Канижаи. Из его слов выяснилось, что главный теперь он, а он чертовски голоден, так что мы должны скорее пойти куда-нибудь и быстро пообедать. Как можно быстрее, потому что он хочет успеть на трехчасовой поезд.

Вставать и плестись пешком здорово не хотелось. Но Виола все яростнее подгонял нас. Он кричал, чтобы мы живее шевелились, не то завтра он обо всем доложит бате.

Яни Шейем внезапно остановился:

— Стойте, сограждане! Неужели мы будем терпеть, чтобы этот навозный жук над нами изгалялся, портил нам настроение?

Виола заморгал. Он понял, что оплошал, не сказав нам, что Канижаи выложил две сотняги на угощение и что две красненькие у него в кармане только и ждут момента, чтобы сюрпризом появиться на свет божий, произведя потрясающий эффект. Якши считал, что это должно было нас просто ошеломить.

— Я тебя очень прошу, дорогой Яни, не скандаль! Я только прошу, чтобы вы шли немного побыстрее. Уже давно полдень…

— Успокойся, пожалуйста! Ты смещен. Мы будем маршировать так, как нам нравится.

Рагашич взял Виолу под руку со словами:

— Не грусти, друг. Все одно ты, хоть и смещен, остался самым красивым мухомором среди этих поганок, выросших на навозной куче.

Однако Виола продолжал строптиво настаивать на своем:

— Неужто трудно понять, что я тороплюсь? Я ведь не в Будапеште живу, как некоторые.

— Послушай, дружище. Мне кое-что пришло на ум.

— Ну, чего, выкладывай.

— Жил-был мужик-критянин. Ну, с острова Крит. Крит — это такой остров, дорогуша…

— Это я и без тебя знаю.

— У тебя котелок что надо, дорогой Якши. Ну, словом, приходит этот критянин в город и заявляет следующее: все критяне лгут. Ты меня понимаешь, милок?

— Ну и что? Что тут интересного-то? Чтобы это узнать, вовсе не надо ни на какой Крит ехать, с этим у нас тоже можно на каждом шагу столкнуться.

— Дело не в этом, коллега.

— А в чем же?

— А в том, правду сказал этот критянин или нет?

— Лично я ему верю, приятель. Люди всюду врут.

— Не торопись, малыш, подумай! Ведь тип этот тоже был критянином.

— Во-во, выходит, он своих соотечественников как следует изучил.

— Но тогда он, выходит, говорил правду. Ведь он утверждал, что врут все критяне.