Скарлетт Томас - Дочь олигарха [litres]

Правда, о еде сейчас никто и думать не может. Всех участниц хоккейной команды поместили в одну спальню, к счастью, в просторную квадратную, на солнечной стороне второго этажа. Это самая большая спальня во всей школе, она вечно забита глупыми-но-счастливыми девочками, у которых много подруг и которым нравится, когда вокруг толпа народу: участницами спортивных команд, лидершами, активистками, экстравертками. У них у всех волосы вьются. В этих постелях раньше не спали мертвые девочки, на них нет невнятных пятен от месячных и пыльных крошек старой шипучки. Эти девочки не забывают регулярно менять белье на кроватях. Они умеют аккуратно застилать постель покрывалом. Родители присылают им розовые пледы и грелки в вязаных чехольчиках. Это спальня плюшевых медвежат, медалей, спортивных наград и щеток для волос, из которых вытаскивают большие свалявшиеся комки волос, но их не подкладывают другой девочке в постель и не поджигают – их тут просто выбрасывают.

И вот теперь эта спальня вся заставлена ведрами, полными желтой блевотины.

Повсюду стоит кислый запах. Девочкам жарко, ох-ох-ох как жарко, а потом холодно, ох-ох-ох как холодно, и руки-ноги болят, и вообще, нельзя ли просто оторвать их от тела и, пожалуйста, не мог бы кто-нибудь прийти и отсосать эту горькую тухлую гадость из мозгов и, мамочки, как же трудно приподняться и, кстати говоря, когда тебя рвет на пол рядом с ведром, это уже достижение, и все равно никому нет дела, и все хотят умереть.

Это в буквальном смысле самое ужасное, что когда-либо с ними происходило. Если бы им предложили выбрать – вот прямо сейчас – между небольшим сексуальным надругательством со стороны мертвого учителя биологии и вот этим – еще несколькими днями вот этого, этой блевотной маслобойной бесконечной тошнотой и слабостью более отвратительной, чем увядшая петрушка, которую миссис Куку иногда кладет на паровую рыбу, они бы выбрали первое: безболезненные фотографии, приминание простыней таким образом, что…

– Какое еще приминание? – Таш спросила тогда Доминика. – Я все равно не понимаю, что тогда, по-вашему, произошло. Не было никакого “приминания”.

– Ну а трение? – спросил он. – Трение было?

В общем, в любом случае даже небольшое сексуальное насилие было бы лучше, чем это. Все что угодно было бы лучше, чем это. В жизни не осталось никакой радости. Конечно, радость от еды пропала давным-давно, но теперь пропала даже радость от голода. Дурманные ощущения, когда пропустил два приема пищи подряд, теперь сменились общим осознанием абсолютной бесцельности бытия. Никто не в состоянии читать. Никто не хочет слушать музыку. Ни у кого нет будущего. Всё тлен.

Только Рейчел с ее новенькой, еще едва стоящей на ногах, иммунной системой и свежим нутром, наполненным пробиотиками, маленькими полезными помощниками и здравым смыслом, удается устоять перед блевотной бациллой. Может, это из-за того, что она так много времени проводит на свежем воздухе? А может, из-за того, что она в принципе теперь практически идеальна? Конечно, из-за рвоты они потеряли потрясающее количество веса, это очевидно, но Рейчел не может расспросить их поподробнее, ни с кем из подруг увидеться ей сейчас не разрешают. Девочки в карантине, они лежат на раскладушках, расставленных между кроватей хоккейной команды, на которые время от времени рвет то Беллу, то Эль, то Бекки с плохими волосами. У них тут прямо как военный санаторий времен Первой мировой. Испанка. Смерть. Ампутации. Задорные медсестры в накрахмаленной форме, вот только… Только никаких медсестер здесь нет.

Время от времени заглядывает Син-Джин, заслонив лицо вышитым носовым платочком. Мисс Аннабел и близко ко второму этажу не подходит, не говоря уже о спальне. Мисс Уайт один раз ухитрилась зайти и выругалась – прямо вслух, и лицо у нее стало сначала цвета блевотины, потом – как у призрака, и тогда кто-то намекнул директору, что к девочкам нужно пригласить профессиональных сиделок, но школьная медсестра сказала, что за ерунда, она зайдет и вынесет ведра, когда будет минутка.

Фенечек отправили по домам. Восьмой класс – тоже. В школе остались только девочки с вирусом – и Рейчел. Это похоже на фильмы про зомби – ну, было бы похоже, если бы тут кто-нибудь когда-нибудь смотрел фильмы про зомби. А еще, если бы это был фильм про зомби, то Рейчел, единственная оставшаяся в живых человеческая особь (учителя, понятно, за людей не считаются), должна была бы, вероятно, кого-нибудь спасти или совершить какой-то геройский поступок, но она для этого слишком занята.