Дэвид Митчелл - Под знаком черного лебедя [= Лужок черного лебедя]

– УБЬЮ!!!

Через несколько секунд мимо пронесся Грант Бёрч – словно за ним черти гнались. Кричал не он. Он был бледен от ужаса. Что могло его так напугать? Бешеный механик – отец Росса Уилкокса? Или Плуто Ноук? Но не успел я спросить, как он скрылся.

– БЁРЧ!!! Я ТЕБЯ УБЬЮ!!!

Из-за поворота тропы с треском выломился Филип Фелпс. Он отставал от Гранта Бёрча всего шагов на двадцать. Но имейте в виду, такого Филипа Фелпса я в своей жизни еще не видел. Этот Филип Фелпс был багровый, вне себя от злости, которую может унять лишь изломанное тело Гранта Бёрча, обмякшее в ее когтях.

За последние несколько месяцев Филип Фелпс сильно вырос. Я и не замечал, пока он с ревом не пронесся мимо моего укрытия.

Скоро лес поглотил обоих парней и их ярость.

Я так и не узнаю, каким образом Грант Бёрч вывел из себя кроткого Филипа Фелпса. Я больше никогда ни одного из них не встречал.

Мир – это такой директор школы, который работает над искоренением твоих недостатков. Никакой мистики. Он их не искупает, как Иисус. Просто ты раз за разом наступаешь на одни и те же спрятанные грабли. Пока не поймешь: вот они, осторожно! Все, что с человеком не так – может, он слишком жадный, или, наоборот, слишком раболепен, «да, сэр, нет, сэр, шерсти три мешка, сэр», или слишком что угодно еще, – это невидимые грабли. Или ты их не замечаешь и терпишь удары по лбу, или в один прекрасный день замечаешь – и убираешь их. Ирония состоит в том, что, когда ты наконец запомнил про эти грабли и уже начинаешь думать, что жизнь, в общем, не такое уж дерьмо, – вдруг «бабах!», и ты получаешь в лоб совершенно другими граблями.

У мира их бесконечный запас.

Жестянка из-под бульонных кубиков спрятана под половицей там, где раньше стояла моя кровать. Я вытащил жестянку в самый последний раз и уселся на подоконник. Мисс Трокмортон рассказывала нам про воронов в Тауэре – если вороны улетят, Тауэр обрушится. Эта жестянка – тайный ворон дома номер девять по улице Кингфишер-Медоуз в деревне Лужок Черного Лебедя, графство Вустершир. (Дом, конечно, не обрушится, но в него въедет другая семья, в комнату вселится другой мальчик и ни разу не подумает обо мне. Ни единого разу. Точно так же, как я никогда не задумывался о тех, кто жил в этом доме до нас.) Во время Второй мировой войны эта самая жестянка съездила с моим дедушкой в Сингапур и обратно. Я, бывало, прикладывал к ней ухо и слушал, как перекликаются китайские рикши, гудят японские «зеро» или муссоны воют вокруг деревни на сваях. Крышка так плотно пригнана, что ухает, когда жестянку открываешь. Дедушка держал в ней письма и сыпучий табак. Сейчас в жестянке лежат: аммонит под названием Lytoceras fimbriatum , геологический молоточек, раньше принадлежавший папе, фильтр от единственной в моей жизни сигареты, книга «Le Grand Meaulnes» на французском языке (в нее вложена рождественская открытка от мадам Кроммелинк, отправленная из горного городка в Патагонии, которого нету в моем атласе мира, и подписанная «мадам Кроммелинк и ее дворецкий»), бетонный нос Джимми Картера, лицо, вырезанное из резиновой шины, плетеный браслет, свистнутый у первой девушки, которую я поцеловал, и останки часов «Омега Симастер», купленных моим дедушкой в Адене еще до моего рождения. Фотографии лучше, чем ничего, но вещи – гораздо лучше фотографий, ведь они – часть того, что происходило.

Грузовик с нашими вещами затрясся, заскрежетал шестеренками передач и загрохотал по Кингфишер-Медоуз к главной дороге. Ясмина Мортон-Буддит и мама загрузили последний ящик в мамин «датсун». Папа однажды назвал Ясмину Мортон-Буддит великосветской бездельницей. Может, и так, но великосветские бездельницы порой бывают покрепче «Ангелов ада». Джулия засунула корзину для белья, смотанную бельевую веревку и мешок прищепок в «альфу-ромео» Ясмины Мортон-Буддит.

Я понял, что осталось пять минут.

Тюлевая занавеска в спальне мистера Касла дернулась. К стеклу, как утопленница, подплыла миссис Касл. Она смотрела вниз – на маму, Джулию и Ясмину Мортон-Буддит.

Какие большие глаза у миссис Касл.

Она почувствовала, что я на нее смотрю. Занавеска стремительно, как рыбка в пруду, дернулась на место.

Джулия уловила мой телепатический сигнал и подняла голову.

Я слегка махнул ей рукой.

– Меня послали за тобой. – Шаги сестры остановились у моей комнаты. – Велели доставить живого или мертвого. В любой момент может пойти снег. По радио говорят, что на эм-пять наступает ледник и движутся стада шерстистых мамонтов. Так что нам лучше выехать поскорее.