— Говорят, в Реате беспорядки, — сказал Фрэнк.
— Я слышал, они задерживают всех, кто подъезжает к городу с этой стороны. Думаю, что через город-то они вас пропустят, а вот остановиться там вряд ли разрешат.
Фрэнк не хотел, чтобы кто-нибудь предупредил власти Реаты о его приезде.
— Моя жена художница, — сказал он. — Она хочет сделать там несколько акварелей. Неплохое развлечение во время отпуска.
Парень кивнул.
— Вы не говорили ни с кем из тех, кто побывал в Реате?
— Говорить не говорил. Но один парень, ехавший, судя по всему, оттуда, оставил в уборной газету. Это был экстренный выпуск. Из него я узнал о том, что там произошло. Черт возьми, эти чудаки, наверное, думают, что президент у нас все еще Гувер, иначе они не вели бы себя так.
— Вы шахтеров имеете в виду?
— Что вы, мистер!
Фрэнк удивленно поднял брови.
— Насколько могу судить, вы не были сторонником Гувера.
— Что вы, мистер! — снова воскликнул парень, посмотрев Фрэнку в глаза. — Он и Макартур выкурили нас из наших квартир.
— Вот как!
— Не забудьте, что именно мы нанесли в двадцать восьмом году поражение Гуверу.
Из бака полился бензин.
— Извините. За пролитый бензин я с вас не возьму.
Только теперь Фрэнк понял, что его так встревожило при виде этого парня. С трудом поборов волнение, он проговорил:
— Я хочу пожать вашу руку. Как вас зовут?
— Дойл.
Они обменялись торопливым рукопожатием. Как и тогда.
— А вас?
— Хогарт. Адвокат.
Потом, забыв об опасности, Фрэнк добавил:
— Профсоюзный адвокат.
В лице парня, совсем как у Энди, ничто не дрогнуло. Он тщательно завинтил крышку бензобака, потом взглянул на Фрэнка и криво усмехнулся.
— Желаю успеха, — сказал он и отошел проверить уровень масла и баллоны. Затем бросил через плечо: — Газета лежит на столе в будке.
— Ладно, Энди, спасибо.
Пять минут понадобилось Фрэнку на то, чтобы просмотреть экстренный выпуск «Лариат» и сунуть его в карман. Сердце билось замедленно и сильно — как бывало всякий раз, когда Фрэнк старался сдержать волнение. Выходя из будки, он столкнулся с Дойлом. Тот смеялся: видимо, Миньон сказала ему что-то веселое. Фрэнк достал пятидолларовую бумажку и деловито вручил Дойлу. Тот звякнул кассой.
— Как вам понравилась редакционная статья? — спросил он.
— Обычная история, — ответил Фрэнк.
— Верно, — согласился Дойл, отсчитывая сдачу. — Они и нас обзывали красными. Но, как я уже сказал вашей жене, это глупое обвинение. Мы, американцы, стали красными задолго до русских. Ведь мы совершили революцию еще в тысяча семьсот семьдесят шестом.
Парню хотелось еще поболтать, но Фрэнк боялся, как бы его не выдал голос. Он положил сдачу в карман и отвернулся.
— Может быть, я слишком любопытен, — сказал Дойл, — но кто этот Энди?
Фрэнк удивленно посмотрел на него.
— Вы назвали меня Энди, — продолжал Дойл. — А я Денни.
— Разве я вас так называл?
Фрэнк засмеялся, но в его неестественном смехе было что-то жалкое.
— Значит, ошибся. Эти имена звучат почти одинаково.
— Понятно. Ну, мистер, желаю вам счастливого отпуска.
Миньон уже сидела за рулем, и Фрэнк надеялся, что она не слышала их разговора.
— Этот парень сообщил мне кое-что, — сказала она Фрэнку, когда он опустился рядом с ней. — Запиши себе в блокнот, n’est-ce pas? [119] Хорошо? (франц.).
Она переждала грузовик, мчавшийся на большой скорости, и вывела машину на шоссе. Фрэнк приготовил карандаш.
— Он сказал, что мы должны остановиться у границы, в небольшом городке Чамиса. Там есть греческое кафе, хозяин которого в прошлом году снабжал едой и деньгами забастовщиков. Он узнает, есть ли в Чамисе кто-нибудь из Реаты, и спокойно ли на дорогах, и сколько там полицейских. 11 s’appelle George [120] Его зовут Джорджем (франц.).
, по прозвищу El Greco [121] Грек (исп.).
.
Фрэнк записал.
— Еще что?
— О Реате все. Он рассказал мне также о своем возвращении из Вашингтона. Сколько раз бедняге пришлось побывать в тюрьме за бродяжничество! Но тебе надо спать, mon ami [122] Мой друг (франц.).
.
— Попробую.
Фрэнк отложил блокнот, коснулся губами ее щеки и сказал:
— Bonne nuit, Mignonne.
— Bonne nuit, cheri [123] Спокойной ночи, Миньон. Спокойной ночи, дорогой (франц.).
.
В слабом свечении приборного щитка лицо Фрэнка казалось странным, неживым. Глаза его были закрыты, у рта появились страдальческие морщины. «Что-то с ним случилось у заправочной станции, — подумала Миньон. — Сначала он так охотно разговаривал с се petit [124] С этим малым (франц.).
Дойлом, а потом вдруг замкнулся, словно объятый какой-то тревогой».
Читать дальше