Александр Журавлев - Смертный приговор с отсрочкой исполнения

Самочувствие «средней хреновости», но вот с тросточкой передвигаюсь, изучаю географию города Москва. После издания в 2017 году своей автобиографии — «Путешествия по жизни в науке» (М., издательство «Алгоритм», 2017, 400 с.), готовлю к пятому изданию свою любимую монографию «Кто мы, русские, и когда мы возникли?». Интересное, непонятное это дело.

Вот издал первое издание. Удовлетворение полное, пока не почитал сам свое творение. Почитал и за голову схватился — сколько неучтенных явлений и событий! Трудился в поте лица, все учел, издал второе издание. Удовлетворение полное. Пока сам не почитал и за голову вновь взялся: сколько недоработок! То же самое с третьим изданием; работаю над подготовкой четвертого издания. Уверен, что теперь все будет учтено. Посмотрим, когда выйдет и почитаю сам. Удивительная это книга. Историей Руси публика интересуется, и все три части раскупают за полгода.

А вот с юмором у народа хуже. Моя книга «Юмор в науке, истории и жизни» третий год лежит на складе, и продано только 30 %.

С работы приглашали на торжественный митинг. Осталось нас, настоящих ветеранов ВОВ, всего 3 человека. Но к нам пристроили еще каких-то ветеранов человек семь. Построили всех на эстраде в большом зале, заполненном до отказа студентами и преподавателями. Торжественно поименно поздравили, вручили букеты цветов, памятные красивые значки «100 лет Красной Армии», поздравительные открытки, премии по 3 тысячи рублей. Все очень приятно.

Но вот 26 февраля 2018 года. Тоня второй раз упала, выходя из ванны, разбила голову. Я подбежал, а она лежит на полу и весь пол в крови. Разбила себе висок.

Что делать?!. Бежать вызывать скорую помощь? Жуткое состояние. Тонечка лежит без движения.

Однако через некоторое время она попыталась встать и пойти. Я взял ее и донес до постели. Тут ей позвонили с работы, и она смогла описать свое состояние: невозможность стоять и сердцебиение — пульс 120. Ее коллега, профессор Иванова Галина Евгеньевна, тут же определила: «У вас ИНСУЛЬТ, лежите, завтра вас госпитализируем».

Утром приехали 2 врача-ординатора: мужчина Василий и девушка Аня. Тоню мы собрали и вместе со мной отвезли в клинику скорой помощи им. Склифосовского. За 2 часа ее обследовали и положили на 8 этаж в палату 805. Все это время ее фактически от одного исследования до другого переносил Василий — он врач. Меня в приемный покой не пустили.

Пришел домой.

Да… У Тони тяжелый инсульт с угрозой для жизни. Вот это жизнь… У меня РАК, у жены инсульт. Впереди одно утешение: «И они умерли в один день». Такие вот мысли в 88 лет.

В Склифосовском, в «интенсивной терапии», ее чуть-чуть восстановили и затем еще на 14 дней отправили в центр реабилитации. Это за метро «Выхино», поселок Некрасовка, очень далеко.

Она позвонила. Всё враки: речь и рука не парализованы. Сообщила, что ей хорошо в одноместном номере. И опять тот же Василий, он же и машину водит, ее доставил и был с ней при ее размещении. Большое спасибо ему и Галине Евгеньевне Ивановой: Василий — это ее сотрудник.

Жду, как будет реабилитация. Тоня позвонила и попросила привезти ей нарезку варено-копченой колбасы.

Один из моих учеников (ему 79 лет) Олег Цвылев, сказал, что он хочет ее навестить. И отвез ей и колбасу, и что-то еще от себя. Спасибо ему.

Со временем, чем больше становлюсь я «старче», тем более просто биологически тянет меня в прошлое. Просто чувствую, как я в эвакуации в деревне длинными зимними вечерами сидел рядом с мамой на кухне у теплой русской печи. Как бы сегодня я хотел задать ей массу вопросов о том, что знала она, например, о ее отце, моем деде, — Николае Троицком, священнике в селе Растригино. Знаю, что он умер до революции и не видел, как разобрали его церковь по принципу: «идет добыча кирпича по заветам Ильича».

Какое детство было у моей матери? Я специально ходил смотреть на убогое сооружение — овощехранилище из церковных кирпичей моего деда. А что он был за человек, мой дед?

Очень тянет меня в родной дом моей мамы в деревне Растригино, в котором я пробыл в 1941 г. по пути к месту работы мамы, и наша жизнь в 1941–1945 гг. в деревне Гостинино. Вот туда просто влечет, чтобы поглядеть на тот дом, в котором мы прожили 4 года, и на тот огород, который я копал в 1941—45 гг. Те дома в сердце России, во Владимирском княжестве, тогда сохранились ли?

Конечно, это общий недостаток молодежи — не задумываться и не интересоваться жизнью предков. Это тогда. А теперь очень интересует. А спросить, поговорить уже не с кем.