Моника Вуд - Один на миллион

— Я не вхожу в основной состав, — сказал Куин девушке, перекрикивая шум. — Я заменяю Зака.

— А, — сказала девушка. — Тогда ясно.

Что ей стало ясно? Почему у него такое старое потрепанное лицо? Он поднялся на сцену, туда, где свет софитов, крики толпы, громкие аккорды последнего сета. Толпа подпевала, а Куин старался забыть, что он всего лишь заместитель, что эта возбужденная публика не имеет к нему отношения. Он принял волну обожания, ликующие вопли, неразборчивое подвывание, странную жестикуляцию, которой сопровождались христианские восхваления. Он смирился с мотивационными карточками, которыми размахивали спасенные. Он смирился даже с потными лицами спасенных, которые просили играть еще и еще.

В два часа они были на пути к дому, Брендон сидел за рулем, автострада поблескивала в лунном свете. В уютном салоне автомобиля крошечные огоньки выдавали, кто чем занят: два Джи вяло перебрасывались в карты, а Тайлер, откинувшись в винтовом кресле с «Кэрри» Стивена Кинга, погрузился в чтение.

Когда выехали из Уэлса, штат Невада, Куин сообразил, что пропустил пятничную смену, не предупредив Дону, свою жизнерадостную начальницу.

— Вот дерьмо, — пробормотал он. — Черт подери.

— Ну и выражения, — откликнулся один из Джи и отложил свои карты. — Что-то случилось, Папаша?

— Я подвел одного человека.

— Только не нас. У нас ты зажигал по полной.

Куин рассчитывал, что это станет зачином большого, подробного разговора о том, как именно он зажигал и что куда там до него кузену-кокаинщику. Он ждал продолжения разговора и хотел рассказать о своей манере играть, рассказать просто и понятно, но нет, ребята погрузились в молчание, если не считать Брендона, который репетировал свою партию для их новой песни, и его хрустальный тенор подогревался горячей верой в Христа. Эти дети не дружили с иронией, и все равно Куин не мог удержаться, чтобы не воображать себя частью их семьи — таким прибившимся язычником.

Мальчикам давно пора спать, а они только к часу ночи завершили погрузку — Сильвия оставила Куина ответственным и умчалась на своей «мазде». Со вторника никто не вспоминал про Зака. Если Куин правильно читал между строк, то «Тропа воскрешения» вот-вот потеряет одного из своих участников. Навсегда.

— Чему ты смеешься? — спросил Тайлер, отрываясь от книги.

— Превратностям судьбы, — загадочно ответил Куин.

— Нет никаких превратностей судьбы. Есть только непостижимый промысел Божий, — возразил Тайлер и улыбнулся. Ребята понимали, как странно выглядят со стороны, но ничего не могли с собой поделать.

Раздался хор голосов: «Аминь». В последнее время мальчики мало спали и ели много фастфуда, но молодость и здоровье брали свое — они сияли, как свежевымытые румяные яблоки.

— Намерен ли Господь непостижимо промыслить так, чтобы те парни из Провиденса подписали с вами контракт? — спросил Куин.

Мальчики хранили молчание — ясно, что Сильвия приказала им держать язык за зубами.

— Мы молимся об этом, — наконец проговорил Брендон.

Как умудрились эти ребята, почти дети, открыть дверь, в которую Куин так тщетно ломился всю жизнь? Столько долгих лет, столько разных групп, столько напрасных надежд, столько застарелой, неутоленной жажды.

Проехали еще несколько миль, Куин встал, прошел в переднюю часть салона, где сидел Брендон, положив руки на руль строго в положении «десять часов — два часа». У него было лицо архангела и жена, которая преподавала во втором классе.

— Да, я отлично провел время, — сказал Куин, пристегиваясь.

— Да здравствует гитара! — откликнулся Брендон.

— Верно. Я вот что хочу сказать, — продолжил Куин. — А если ваш парень не вернется?

— Вернется, — ответил Брендон. — Он всегда возвращается.

— Да. А если не вернется?

Куин обернулся, чтобы обращаться ко всем, спиной чувствуя, что сжигает мосты.

— Я вот что хочу сказать. Я ни разу в жизни не пропустил ни одного концерта.

Это правда: он выходил на сцену с гриппом, со сломанной лодыжкой, с похмелья, после бессонной ночи, когда новорожденный ребенок плакал семь часов кряду до самого рассвета. Он даже не опоздал ни разу.

Они, эти мальчики, смотрели на него спокойно, в их ясных голубых глазах читалось искреннее сочувствие, а сочувствие произрастает на почве материального благополучия. Они росли в светлых домах, где полно игрушек, их не бог весть какой хит крутят по радио, к ним принюхиваются хваткие деловые люди, деньги их семьи старше, чем Моисей. Куин представил себе: туры с продюсером, концерты на главных сценах, в культурных центрах и филармонических залах. Он представил себе: «Белль, я сделал это! Вот твоя половина».