Моника Вуд - Один на миллион

«Уна?» Щебет далеких птиц, приглушенный звук. «Уна?»

У нее возникло чувство, что следует поторопиться — чудо на пороге, нужно успеть его схватить, пока не исчезло. В то же время она плавно скользила туда, где усиливалось ощущение покоя, безопасности, родного дома.

За пределами хрустального пузыря покоя и ясности началась какая-то суета, нарастала паника, чей-то голос что-то кричал в телефон, но ничего этого она не слышала. Слова вырвались на свободу, сначала бестелесные существительные, потом раскаленные добела прилагательные, потом вереница законченных предложений, они выскакивали, словно веселые кролики из бездонной шляпы фокусника. «Брат мой, старший брат с поцарапанными о ветки коленками. Как тебя звали? Куда подевалось твое имя?» Она боялась, что волшебные чары рассеются, — а что же это, как не волшебство? — и продолжала говорить, слово за словом, будто вынимала каждое слово, каждый слог, как подарок, из обертки.

На кухне ей удалось собраться с мыслями. Ее рука легла на пакет документов для соискателя рекорда: «Какой мировой рекорд вы намерены установить/обновить? Где/когда/как вы намерены установить ваш мировой рекорд? Как вы намерены документировать ваш мировой рекорд?» В голове вспыхнул ослепительно яркий луч, который высветил и прожитую ею жизнь, и ту жизнь, которую она могла бы прожить, в которой говорила бы «пшика-пшика-пшика», как родители. И когда она отдалась этой завораживающей двойственности, в сознание ворвался еще один голос, мужской голос, ровный и спокойный. Командир скаутов пришел, положил руки ей на плечи: «Уна, дорогая, Уна, дорогая», его лицо расплывается светлым пятном, женский голос снова что-то кричит в телефон, но Уна не знает, как называются телефон, микроволновка, радио, миксер. Не знает, как назвать электричество и холодильник. Зато она знает другие слова: « ледник, лед, снеговик, молоко, яйца» . И « сыр» , и « коза» , и « цыпленок» , и « собака» , и « кошка» , и « крыса» , и « жук». И брат . «Брат мой, давай вернемся, мама, давай вернемся, я хочу домой, я хочу домой». И снова, и снова, только одну фразу, и пока она шла, ползла к своей кровати, пока ее не отнесли туда, не уложили, не успокоили, пока она не погрузилась в полный, совершенный покой, пока ее гортань орошали сладчайшим потоком слова, пробившиеся через сухую корку ее жизни, она вопрошала, и повторяла, и твердила уже по-английски, затихая и засыпая: «Где мой дом? Где мой дом? Где мой дом?»

Говорит мисс Уна Виткус. Записываем ее воспоминания и фрагменты жизни. Это опять часть номер десять.

…

Ха! Я так и думала, что ты затеял небольшой эпилог.

…

Я снова встретилась с Луизой.

…

Да, это произошло! Много лет спустя.

…

На этой самой улице, да-да, через два дня после переезда в этот самый дом. Рэндалл купил новый дом в Кумберленде — его тогдашняя спутница терпеть не могла эти места, — а меня перевез сюда.

…

Я люблю этот дом! Пусть кто-нибудь только попробует выжить меня отсюда! Так вот, значит, я подрезала розы, думала о своих делах, и тут случилось нечто невероятное. Я подняла голову и увидела Луизу Грэди, на другой стороне улицы через три дома от меня она цокала вверх по ступенькам белого дома. Видишь, вон там?

…

Тогда он был белым. На Луизе была белая юбка, она развевалась, и казалось, что Луиза возникла из воздуха, как привидение, которое собралось на охоту. С того дня, когда она попросила меня поцеловать ее иудиным поцелуем, прошло двадцать лет.

…

Ты себе даже не представляешь! Ей было семьдесят три года, а походка все та же, играет бедрами на ходу. Я услышала, как хрустнули ее магазинные пакеты, и после этого все звуки вселенной перестали для меня существовать.

…

Я отшвырнула секатор и заорала во всю глотку!

…

Ну, что-то вроде: «Луиза! Луиза Грэди!» Я боялась, что она снова растворится в воздухе. Ты видел «Дорогу домой»?

…

Помнишь последнюю сцену, когда пес наконец…

…

Вот, тут примерно то же самое. Луиза бросает свои пакеты и со всех ног мчится ко мне, как та собака, которая наконец-то добралась до дома, со стертыми за тысячу миль лапами.

…

Да, верно. Мы расстались при очень печальных обстоятельствах. Но Луиза умела перекраивать реальность, как некоторые люди перешивают платье. И вот она стоит передо мной, в этом самом дворе у дома Рэндалла, радуется, что видит меня, и повторяет: «Я так скучала, я так скучала».

…

Она как будто совсем забыла про поцелуй Иуды. Как будто ничего и не было — раз, и нет. Подумай, сколько слез я из-за этого пролила.