Виктор Пелевин - Непобедимое солнце. Книга 1

Он выразительно округлил глаза.

– Она может быть тайной.

– Тайной? От кого?

– От всех, кроме бога. Когда властители Вавилона приезжали в наш храм, они входили в него со своими доверенными людьми и запечатывали дверь изнутри.

– Ты говоришь о человеческом жертвоприношении? – нахмурился я. – Римскому императору такое не пристало.

– Великому императору пристала великая жертва, – ответил жрец, склоняясь. – Я слышал, император Адриан принес в жертву Антиноя, чтобы продлить свои дни.

– Антиной утонул в Ниле.

Жрец улыбнулся.

– Просто так в Ниле никто не тонет.

– Это сплетни, – сказал я. – Я слышал, что Антиной принес себя в жертву сам. Из любви к императору.

Жрец склонился еще ниже.

– Что делают наши гости, оставаясь в храме, ведомо лишь им и богу. Быть может, некоторые из них сами приносят себя в жертву из любви.

– Но мне не хочется никого убивать при первом же визите к вашему богу.

– Я говорю не об этом, – ответил жрец. – А о том, что между гостем бога и самим богом в нашем храме нет никаких посредников. Они встречаются лично – и мистерия остается в тайне.

– Скажи, я смогу поговорить с божеством?

– Ты сможешь, – кивнул жрец. – Но это не значит, что божество будет разговаривать с тобой так, как ты с ним.

– Как тебя понимать?

– Когда перед нами появляется божество, мы не способны увидеть его как оно есть. Мы думаем, что перед нами человек. Если божество нас замечает, нам чудится, что человек беседует с нами, уделяя разговору все свое внимание. Но для божества это как держать муравья на мизинце одной из бесчисленных рук и глядеть на него одним из бесчисленных глаз. Божество никогда не бывает занято человеком всерьез. Человеку просто так мнится…

Я велел дать ему золота и отправил назад в храм, сказав, что вскоре приеду.

Принести в жертву человека? Сложности здесь нет, хоть одного, хоть легион – но угодно ли это Луне?

Я принял снадобье, навевающее яркие сны, и снова встретил ее. Луна явилась мне в виде юной девушки, похожей на ту, с кем я спал неделю назад, надев на нее обычную для таких случаев маску. Она – я имею в виду девушку – была местной рабыней, худой и смуглой. Такой же явилась мне Луна. Она тоже носила маску, и ее глаза весело смеялись из прорезей.

Мы стояли в саду на плоской крыше вавилонского дома; я понял, что это Вавилон, по синей глазури на городской стене.

Дом был давно покинут, но питаемый акведуком сад не погиб, а, наоборот, разросся и походил на лесную чащу, поднятую на вершину холма. Помню статуи бородатых быков, большой солнечный циферблат, все еще видный сквозь траву, и увитые зеленью качели.

Луна качалась на них, а я играл ей на свирели – во сне я умел это делать очень искусно. Она не прикладывала никаких усилий: качели приводил в движение звук моего инструмента. Но дуть в свирель было утомительно. Я напоминал себе раба с опахалом; память о том, как таких рабов используют матроны, вселяла в меня робкую надежду – но я боялся, что моя надежда, сделавшись заметной, оскорбит божество.

Луна нарушила молчание.

– Скажи, Бассиан, – проговорила она, – чем ты готов заплатить за мою любовь?

Она назвала меня так, как не смел никто – с тех пор как я стал зваться Аврелием Антонином.

– Своей любовью, госпожа, – нашелся я.

Она засмеялась.

– Ты полагаешь, этого хватит?

– Надеюсь, да. Я понимаю, что смертная любовь мелка, но зато у меня ее целое море.

Она засмеялась опять и задумалась, прикоснувшись лбом к веревке качелей. Я не видел ее лица, но шея была нежна и прекрасна. Качели остановились. Я больше не дул в свирель, ожидая ее слов.

– Так кого ты любишь сильнее? – спросила она. – Меня или дочь Артабана?

Она откуда-то знала о моем сватовстве к дочери парфянского царя.

– Я не люблю дочь Артабана совсем, госпожа, – ответил я. – Я просил ее руки, зная, что буду отвергнут. Мне нужен был повод для войны…

Я замолчал, испугавшись, что сказал лишнее.

Среди солдат ходили слухи, будто лунное божество из Карр защищает Парфию от Рима – и именно этому богу Красс обязан своей смертью. Я в это не верил, зная, как далеки боги от земных распрей. Парфия, Рим – что до них богине?

Она тихо кивала, словно слыша мои мысли и соглашаясь с ними.

– Ты так трогательно ищешь нашей встречи, – сказала она наконец, – словно знаешь, чем она обернется.

– Я знаю про любовь все, – ответил я.

– Да, – сказала она. – Но это человеческая любовь. Ты играешь в нее, надевая на своих подружек маски, и думаешь, что приближаешься таким образом ко мне.