Виктор Брусницин: Мой милый Фантомас (сборник)

Преисполненная и словоохотливая Нюся — пассия вчера сбегал за пожитками — громогласно пылила:

— Лучших людей теряем (подозреваем обладание посланием — ну не о Сене же)! Я говорила, французскими-то фасонами улещаться, от навозу — до добра не доведет.

Юрий Карлович, как раз отоваривавшийся, осерчал, повернулся к бабам:

— Воете ровно шавка подле покойника. Верно сказано: хорошее слово — христово, дурное — бабское. Пока что отлучился только Ухо. И то — причина… м-м… изрядно земного толка.

Нюся прокалила взглядом и, нагло своротив с не устоявшихся весов гирьки, назначила стрелке верхнее значение амплитуды.

Деревня находилась в нервном ожидании. И оно было вознаграждено: нынче же к вечеру из города прибыл несколько утраченный муж Варвары Александровны. Как только пронесся слух о визите, деревня скопилась неподалеку от избы Варварушки. И не напрасно, в доме решительно происходил скандалез: звучали верхние тона обеих участников, и даже нечто вызывающее подозрение в рыданиях. Правда, все скоро смолкло, и над баней закурился дымок. Однако сходка не оказалась даровой.

Племенной бык Антей, трехлетний парубок, страдал. Фрося, сами понимаете — волоокая буренка весьма игривого склада, что недавно поступила в совхозное стадо, будучи отданная бабкой Фисой Тащилиной за некоторую сумму, покрывшую покупку швейной машинки. Черт его знает, откуда они берут эти повадки — непотребно мотать хвостом, стрелять ушами, крутить шеей и, особенно, тревожно, весьма колоратурно и совсем неурочно мычать. Может, набираются в мирской, распоясанной жизни? Нет же, Антоха общался с аналогичными представителями, председатель Иван Ильич Фирсов пускал периодически частников на совхозную зеленку.

Кем точно был Тоша в прошлой жизни неведомо, однако явно нерядовой особью. Весьма допустимо, гвардейцем кардинала и очень даже имел глаз на какую-нибудь маркизу де…, ибо наглядны случились прирожденные повадки. Парень, скажем, мог, весело взбрыкивая задними мослами — чем не антраша — пронестись мимо Фроси, а затем, виртуозно развернувшись, замереть афронт любезной, низко склонить голову и, игриво фыркая, вращать точеные рога, несколько кося карими очами и предлагая какую-либо невинную забаву. Однако Фроську подобное обхождение абсолютно не брало, именно на такие выходки мадам индифферентно замирала, не переставая мусолить жвачку и уставившись в кавалера, и неодобрительно мукала с очевидным противопоказанием к ответному ходу. При всем том она категорически предпринимала вышеописанный характер и терлась подле Василия, угрюмого и комолого быка низкопузой конституции, длинный и землистый, в репьях хвост которого вечно колотил, безрезультатно гоняя шершня, по облезлым чугунным бокам. Обвислая и отягощенная непрезентабельной ниткой слюны челюсть его неизменно поперечно ходила — прерываясь исключительно, когда вытянув шею, тягуче, в регистре контрафагота Вася вякал что-либо крепкое — и взгляд был равнодушен и вместе бесконечно самоуверен. Не иначе сия натура вдохновила на анекдот относительно «не суетись, спустимся с горки и пере… все стадо».

Пробовал наш Ромео учинить этакое вельзевульство, именно, ковыряться в пику Фросе рогами в цветистых боках совхозных телочек, что те воспринимали вполне должно — отбрыкивались и жантильно убегали, норовя при этом угодить в угол выгона, то есть заведомо обрекаясь на западню — но и это не пронимало. Требовался сильный ход. И Тоха таковой нарыл, как обстоятельства к месту возымели стечение. И оценим изящество демарша.

Раскрасавица Мария Бокова, манерная молодуха, вылущивая семечки, с презрительным выражением лица стояла согласно ранжиру чуть в сторонке от основного кагала, что кучковался малость искоса избы Варвары Александровны. Подле, внимательно следя за дымком бани, тараторила вечный ординарец Нинка:

— Петро Тащилин из городу с чувой приезжал. Вся из себя, в крепдешине, складка сзади до самого гузла. На скрипке будто пилякат… И у него куртка вельветовая на молнии. Пижон.

— Фи, ничего в ней особенного — нос плугом, ногти лысые. — Маша вытянула перед взором откормленный безымянный ноготок. — А Петька хоть после института, вовсе невидный и рукава рямканые.

— Сам в очках и эта щурится… — услужливо вторила подруга. — Ноне будто опять «Лимонадного Джо» привезут, нового нету. Катугин баял.

Иначе сказать, имели место прения. В лад кудахтали не собранные еще во дворы куры, заливались птицы, солнце расторопно валилось в марево горизонта.