Жан-Мишель Генассия - О влиянии Дэвида Боуи на судьбы юных созданий [litres]

Вообще-то, ситуация не располагала к веселью, но в этой истории ничто не было нормальным.

Назавтра нам опять не дали повидать Лену. Утром у нее начались осложнения с легкими, пришлось снова ее интубировать, похоже, так часто бывает после подобных хирургических вмешательств, особенно у заядлых курильщиков. Ей следовало оставаться в стерильных условиях, врачи опасались внутрибольничной инфекции и собирались продержать ее в блоке интенсивной терапии дольше, чем предполагалось. Лечащий врач сказал, что незачем нам сидеть в коридоре, он предупредит, когда посещения будут разрешены. Стелла спросила, можно ли надеяться на лучшее, он ответил, что пока трудно судить. Мы вышли из госпиталя, не очень представляя ни что делать, ни о чем говорить. Выпили еще по кофе и приняли довольно несуразное решение, которое не устраивало ни ее, ни меня, но другого мы не нашли. Мы решили, что будем посменно дежурить у Лены по двое суток каждый. Стелла вернулась в Париж, потому что у нее там накопилась тысяча дел. Я проводил ее на вокзал, снова обошел торговые улицы, пляжи и порт, мне было абсолютно нечем заняться в этом городишке, где реально нечего делать после шести вечера.

На центральной улице я нашел телефонный магазин с доступом в интернет, устроился перед экраном и начал поиск, пытаясь обнаружить следы, которые могли бы привести меня к дублеру Боуи или продюсерам его спектаклей в девяносто седьмом году. Три часа спустя я так и не нашел ничего путного, самые старые ссылки датировались две тысячи вторым. Я выяснил название девяти компаний, но так и не смог определить, чем именно они занимались. Четыре из них уже исчезли из списка абонированных в Англии, с остальными пятью номерами я смог связаться.

Наверно, я зашел не с того боку. Не только мой собственный английский был крайне ограничен, но я еще и не понимал половину ответов, вынуждая собеседников повторять. Я не уверен, что все они уловили суть моих вопросов, но одна из них была очень нелюбезна и просто повесила трубку, другая заставила ждать до бесконечности, и телефон в конце концов разъединился, третья объяснила, что они занимаются не музыкой, а логистикой, еще одна попросила обращаться в письменном виде, а когда я спросил к кому, ответила, что не знает, и последняя проинформировала, что они ведут веб-сайты, и как жаль, что он умер таким молодым.

Мы со Стеллой по очереди проводили по два дня у Лены. Когда я в первый раз сменил ее, она сказала, что чуть не умерла от скуки. Мы встречались в вокзальном кафе, обменивались новостями, их было не слишком много. Лена боролась с пневмонией, у нее отекла нога, но лечение вроде действовало, и температура стабилизировалась. На восьмой день новости стали обнадеживающими, нам позволили зайти к ней в палату. Не больше чем на четверть часа и только по одному.

Медсестра отдельно подчеркнула, что больная оказалась не из легких.

Мы переглянулись со Стеллой и одновременно подумали, что Лена пошла на поправку. Стелла заколебалась и сказала, что лучше бы я зашел первым. У Лены было серое лицо в морщинах, черные круги под глазами и слипшиеся волосы, она казалась постаревшей на десять лет, и еще гематомы на руках от капельниц. Я сказал, что она неплохо выглядит, и спросил, как она себя чувствует.

– Я сдохну в этом госпитале, если они не дадут мне покурить. А их старшая медсестра полная идиотка.

С одной стороны, я знал, что бесполезно, даже глупо пытаться ее вразумить, а с другой, я был счастлив видеть, что она пришла в свое обычное расположение духа, и решил, что в таком состоянии лучше ей не перечить.

– И знаешь что? Похоже, они собираются отправить меня на реабилитацию в какой-то дом отдыха, на месяц или на два.

– После всего, что с тобой случилось, это как раз то, что надо, чтобы восстановиться.

– Забудь думать!

– Придется потерпеть, но это ведь не так долго. А потом ты будешь совершенно здорова и сможешь вернуться к обычной жизни. Послушай, мне пора идти, там Стелла, нам не разрешили заходить вместе.

– Прошу, останься. Я не хочу оставаться с ней вдвоем.

Я постарался переубедить ее, но не было никакой возможности заставить ее передумать. Стелла в конце концов зашла. Мы поговорили о палате, большой и комфортабельной, о красивом виде из окна, о морском воздухе, который чувствовался, стоило открыть окно, о еде, которая оказалась не так уж плоха, о телепрограмме, которая сейчас была довольно скучной. А потом явилась старшая медсестра, разворчалась, потому что мы ее не послушали, и выставила нас за дверь. Стелла была довольна, она нашла, что Лена идет на поправку, я не осмелился сказать ей, что Лена нарочно развела этот треп, чтобы не оставаться с ней наедине. Был мой черед ехать в Париж. Два дня спустя, когда я вернулся в Булонь, у Стеллы был мрачный вид, и, едва мы присели в кафетерии, она начала расспрашивать: