Нина Стиббе - Человек у руля [litres]

Потом вещи надо было сушить. Вешать на веревку во дворе, где все могли их увидеть, или на двух проволоках, протянутых в постирочной. А как от них пахло, если мы их вовремя не вывешивали или на улице было сыро!

А еще вещи надо было гладить. Они выглядели кошмарно помятыми, и эта помятость была прямой дорогой к депрессии. Тысячи маленьких морщинок, не одна-две глубокие и прямые проглаженные линии, но настоящий хаос складок, как будто своенравные микроскопические червячки кричали: «Никто о нас больше не заботится, возьмите нас на попечение государства!»

В один особенно помятый день я решила заняться глажкой. Потому что: a) мне нужно было избавиться от складок для наших вылазок в общество (школу); b) я с радостью вспоминала запах горячего белья, который каждый день разносился по дому, когда миссис Лант гладила, и подумала, что глажкой белья убью двух зайцев.

– Чем мне погладить? – спросила я маму.

– Кого собираешься гладить? – зевнула она в ответ.

– Одежду, где утюг? – спросила я.

– Ушел в самоволку, – ответила она.

Она часто говорила про какие-то вещи, что они ушли в самоволку, и я никогда до конца не понимала, что значит «самоволка». Я думала, это значит «проскользнул через ворота, которые оставили открытыми», потому что чаще всего в самоволку уходила наша лабрадорша. А когда Дебби уходила в самоволку, это значило, что она проскользнула через ворота, которые оставили открытыми.

В конце концов я нашла утюг в большом шкафу, до которого никому не было дела, кроме прислуги. Но поскольку прислуги у нас не было, шкаф стал моим делом и делом сестры. В нем хранились утюг, и гладильная доска, и сода, и ведра, а также щетки и маленький гладильный каток, сложенные скатерти и другие подобные вещи.

Раскладывание гладильной доски оказалось целым предприятием, и я поняла, почему миссис Лант гладила каждый день, даже трусы и кухонные полотенца, – чтобы узаконить пребывание доски в разложенном состоянии. Глажка была ужасна. Не так ужасна, как стирка или сушка, но все равно кошмарна. Во-первых, если утюг разогревался достаточно для того, чтобы хоть как-то повлиять на засилье складок, то он вскоре начинал липнуть к одежде. Я прожгла дыру на любимой ночнушке и оставила на футболке коричневый след в форме утюга. Я погладила кусочек собственного открытого живота, и дважды утюг упал на пол, причем один раз от него откололся кусочек.

Сестра пришла посмотреть и заметила, что от моей работы больше вреда, чем пользы. Я упомянула, что запах горячего белья вызывает ощущение благополучия, но, по мнению сестры, пахло так, будто кузнец сошел с ума и принялся прижигать животным копыта, и ничем приятным точно не пахнет.

Мы с сестрой на личном опыте узнали, что домашняя работа отвратительна, а в особенности отвратительны стирка и глажка, и ее тирании нет конца. Мы пошли к маме и спросили, как мы, по ее мнению, должны справляться теперь, когда она большую часть времени находится едва ли не в отключке.

Она объяснила, что по складу характера не приспособлена к работе по дому и стирке и так было всегда, даже до таблеток. И, услышав, что некоторые не приспособлены к домашней работе в силу склада характера, мы решили, что унаследовали от мамы эту черту, и немного успокоились. Конечно, теперь я вспоминаю об этом со стыдом, но так уж оно было.

И мы вдруг поняли, что миссис Лант явно приспособлена к домашней работе, увидели ее по-новому – умелой, сильной, необычной – и осознали, как же было глупо вот так покорно позволить ей бросить нас.

Мама нам посочувствовала, но сказала, что простого решения нет. Прислуга вроде миссис Лант в деревнях на земле не валяется, и, как и у скаутов, нужно встать в лист ожидания длиною с локоть, а ежели какая домработница вдруг освобождается, то нужно немедленно хватать ее, прежде чем на нее слетятся со всех сторон. Мама рассказала историю про старушку, в дверь которой стучали люди, надеясь, что она будет убирать у них в доме, даже когда она лежала на смертном одре.

Во всем приходе мы знали только одну женщину, которая выполняла подобную работу. Ее визитка была выставлена в газетном киоске. Эта женщина, Одрина, видимо, хорошо убирала, а также была медиумом – этот факт она рекламировала на той же визитке. Мы заговорили об Одрине с мамой, но она не захотела, чтобы медиум болталась в нашем доме и стирала наше белье. Мы толком не знали, кто такие медиумы, – сестра полагала, что это то же самое, что и проститутка, – но я считала, что медиумы как-то связаны с привидениями. У меня имелось серьезное подозрение, что я права, потому что мама вряд ли стала бы возражать против того, чтобы проститутка болталась в нашем доме и стирала наше белье.