– Спасибо, Владимир Александрович, – Лжедмитрий решил, что с него хватит. – Все свободны.
Народ моментально ожил и повскакивал с мест. Комната наполнилась нестройным гомоном.
– Как жизнь? – к Данилову протиснулся Эдик.
– Нормально, – откликнулся Данилов, пожимая его руку. – Какие у тебя новости?
– Да никаких, разве что выговор мне светит.
– Уже успел? – удивился Данилов, выходя в коридор. – Прыткий ты, однако, юноша. А за что?
– Бабку Сваталову знаете? Лоховецкая, три…?
– Кто ж ее не знает – Прасковью Мефодьевну-то? Знаю, конечно. В чем ты провинился?
Прасковья Мефодьевна Сваталова всю свою жизнь проработала секретарем в Волгоградском районном суде, а по выходе на пенсию заскучала, но вскоре нашла себе развлечение по душе – стала матерой жалобщицей. Одно упоминание ее фамилии вводило в трепет и участкового милиционера, и участкового врача, и сотрудников ДЕЗа… Старуха Сваталова не мелочилась – писала свои жалобы сразу на имя мэра, Генерального прокурора или министра внутренних дел. С заоблачных высот жалобы спускались ниже, и начинались разбирательства, заканчивающиеся наказанием виновных. Побывать на вызове у Прасковьи Мефодьевны и не получить вслед жалобы было очень трудно, но тщательное мытье рук с мылом перед осмотром и внимательное выслушивание старушечьих жалоб, помогало Данилову лечить гражданку Сваталову без последствий.
– Забыл передать актив в поликлинику, – улыбнулся Эдик, – и бедная старушка напрасно прождала участкового врача…
– Ничего, – «утешил» Данилов, – посидишь год без премии – будешь умнее и внимательнее.
– Что я узнала! – вклинилась между ними Вера. – Говорят, Надьку уже два раза на допрос вызывали.
– Что так? – Данилов остановился напротив двери, ведущей в раздевалку, и внимательно посмотрел на Веру.
– Говорят, Метастаз дал против нее показания. С того Надька и ходит злая, как черт, и то и дело на людей срывается.
– Что-то не заметил, – Данилов пожал плечами.
– Так вы-то с ней почти не общаетесь.
– Источник надежный? – спросил Старчинский.
– Надежней не бывает.
– Нам прощаться пора… – Старчинский достал из кармана пищащий наладонник.
– Шестьдесят два – двенадцать – вызов! – разнеслось по подстанции. – Двенадцатая бригада – вызов!
Старчинский пожал на прощанье Данилову руку, а Веру чмокнул в щеку.
– Какие, однако, между вами вольности! – заметил Данилов.
– Это разве вольности! – Вера пренебрежительно махнула рукой. – От вольностей дети бывают.
– Большое начинается с малого, – обронил Данилов, скрываясь в раздевалке.
Шкафчиков на подстанции всегда было вполовину меньше, чем сотрудников. Данилов делил свой шкафчик с Саркисяном. Тот был удобным, аккуратным соседом, не набивавшим шкафчик всяким мусором. Не то что Бондарь, за которым его сосед Артем Жгутиков вечно выбрасывал какие-то заплесневевшие или протухшие объедки. Простой и хваткий доктор Бондарь мог стянуть или выпросить на вызове куриную ногу, съесть ее наполовину, а остаток забыть в кармане формы.
Данилов переоделся, накинул на плечо ремень своей сумки и собрался уходить.
– До свидания, Владимир Александрович, – в раздевалку заглянула Елена Сергеевна, сделавшая утренний обход территории железным, неукоснительно соблюдаемым правилом.
– До свидания, Елена Сергеевна, – вежливо отозвался Данилов…
Стоя на троллейбусной обстановке, он прокрутил в уме вчерашнюю ситуацию с избитой женщиной, скрывавшейся от розыска, и подумал о том, как бы поступила заведующая, окажись она на его месте. Сдала бы бедняжку, как говорится, «с потрохами» или же повела бы себя подобно Данилову? Почему-то он больше склонялся ко второму варианту, хотя…
– Tempora mutantur et nos mutamur in illis, – незаметно для себя Данилов произнес всплывший из глубин памяти латинский афоризм вслух.
– Что вы сказали? – обернулась к нему пожилая женщина в вязаном зеленом берете, стоявшая на той же остановке.
– Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними, – перевел Данилов.
– Это точно, – согласилась женщина, – только транспорт как ходил через пень-колоду, так и ходит…
В троллейбусе было пусто – утренний поток народа двигался в других направлениях – до станций метро «Кузьминки» или «Выхино». Ехать до «Рязанского проспекта» хотелось немногим.
Данилов смотрел в окно, и каждый из проплывающих мимо домов был для него не просто домом, а «домом с историей». Вот в этой школе у директрисы часто подскакивает до заоблачных высот давление. В этом доме живет скандальный ветеран Тимошин, способный кого угодно довести до белого каления своими придирками. Данилова с Верой он недавно обвинил в том, что они вместо спирта протерли перед инъекцией его зад ацетоном. В этой башне живет журналист, которому раз в четыре дня проводят гемодиализ. В следующем за башней здании, за свою протяженность, прозванному Великой китайской стеной, выездной врач Данилов принял первые в своей жизни роды. Девчонке этой осенью должно исполниться восемь лет, школьница уже. Неужели – целых восемь лет? А казалось – это было только вчера…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу