Артур Каджар - Матани

В столовой с ее неповторимым и неистребимым запахом было, как всегда, весело и очень шумно. Ребята, громко переговариваясь и смеясь, рассаживались за ламинированными столами, гремя по кафелю стульями на металлических ножках. Ко всеобщему неудовольствию и вопреки ожиданиям, нас покормили как на завтраке. К манной каше с комочками я не притронулся, размазал кубики сливочного масла алюминиевой вилкой на кусочки хлеба, и запивал какао из граненого стакана. Гарик следовал моему примеру, но потом съел и кашу. Потом я огляделся по сторонам, пододвинул к себе плошку с сахарным песком и, зачерпнув ладонью оттуда, пересыпал себе в карман.

– Это зачем? – шепотом поинтересовался Гарик.

Я обещал попозже рассказать и велел ему сделать то же самое. Обычно в это время в лагере был так называемый тихий час, который по факту длился два часа, с двух до четырех. Но в этот день нас, естественно, не стали разгонять по палатам, а предоставили самим себе. Я устроил Гарику экскурсию по лагерю, объясняя, что где находится, и одновременно краем глаза тщетно высматривая Таю. Гарик послушно плелся за мной, не задавая лишних вопросов. Мы вернулись к центру лагеря и под орешником попили воды из питьевого фонтанчика.

– Говори честно, тебе можно доверять? – я обернулся к Гарику и посмотрел в глаза.

Где то я читал, что если собеседник в ответ на неожиданный вопрос скосит глаза влево, неважно, вверх или вниз, то его ответ подлежит сомнению. Гарик, не отводя взгляда, молча кивнул.

– А ты не очень то разговорчив. Ладно, иди за мной.

Пройдя между корпусами, я с Гариком вышли на тропинку и углубились в лес. За большим валуном, наполовину заросшим мхом, я присел на корточки и достал из своего тайника пустую бутылку из под лимонада и перочинный ножик. Там еще была рогатка, но ее я пока не стал показывать Гарику. Несмотря на пробку, в бутылку ухитрились забраться несколько муравьев. Перевернув вверх дном, я постучал, чтобы вытряхнуть муравьев, затем пересыпал туда сахарный песок из кармана.

– Сыпь свой песок сюда, – сказал я Гарику. – Бутылка в лагере очень ценная вещь, в ней делают вкуснятину наподобие варенья, называется почему то «храбрый мацун», не знаю почему.

Затем я обломал из кустарника прямой черенок, очистил его ножичком от влажной коры и обрезал, чтобы он был немного длиннее бутылки. Спрятав обратно в тайник нож, мы спустились к южному склону горы, где возле ущелья лес уступал место зарослям ежевики. Нам пришлось залезть поглубже, где кусты буквально чернели от большого количества поспевших ягод.

Жара еще не спала, и тут, без лесной прохлады и тени, мы сразу вспотели. Я шел впереди, предварительно сминая сандалиями коварные стебли с загнутыми вовнутрь колючками, но все равно изрядно исцарапался. Гарик, шедший сзади, то и дело вскрикивал, цепляясь за колючки, но старался не отставать. Я стал срывать ягоды и пропихивать их в узкое горлышко бутылки. Гарик тоже набирал ежевику в ладони и передавал мне. Когда бутылка наполнилась ягодами, я достал палочку из кармана и быстрыми движениями стал прибивать их на дно, смешивая с сахаром. Мы много раз набивали бутылку и повторяли процедуру, пока в конце концов бутылка на две трети не наполнилась готовой смесью, а палочка окрасилась и насквозь пропиталась сине черным соком.

Мы выбрались из колючего плена с исцарапанными руками и ногами, и уселись в тени под дикой грушей, где солнце не так припекало. Я вытащил палку из бутылки и медленно облизал ее по всей длине. Кисло сладкая концентрированная смесь вызвала сильное слюноотделение и заставила от наслаждения закрыть глаза. Я сунул палку обратно в бутылку и отдал Гарику. Он сделал палочкой несколько чавкающих движений в бутылке, вытащил ее и облизал как и я – обхватив губами и медленно вытягивая палочку между ними. Когда Гарик открыл глаза, они заблестели за стеклами очков.

– Ни фига себе! Какое варенье, это же в тыщу раз вкуснее!

Я засмеялся, до того потешный был у него вид, да еще и с полосками от сока вдоль уголков рта. Я знал, что у меня тоже есть эти полоски, они были неизбежным следствием «храброго мацуна» и смывались с большим трудом. Из за этой стойкости к смыванию, а еще из за того, что некоторые ребята тащили бутылочки в палаты, чтобы было чем заняться во время тихого часа и перед сном, и нещадно пачкали постели, администрация лагеря ввела запрет на «храбрый мацун», наказывая провинившихся и устраивая облавы с конфискацией всех видов бутылок.