Артур Каджар - Матани

– Заходи вечером в гости, дам другую книгу.

На этот раз мама Артура была более любезна со мной, велела называть себя тетей Ниной и позвала на кухню пить чай с печеньем собственного приготовления. Артур дал мне следующую книгу и сказал, что могу приходить в гости, когда захочу, хоть каждый день. В коллекции Карлоса оказалось еще три книги Фенимора Купера, и я их быстро прочитал, потом Артур сказал, что мне понравится Жюль Верн, и действительно, невероятные миры в его книгах оказались даже более увлекательными, чем приключения Кожаного Чулка и Чингачгука. Оборотной стороной моего увлечения чтением стало то, что я как то потерял интерес к школьным урокам и не мог заставить себя сесть за скучные домашние задания.

Как то раз, когда я пришел к Артуру вечером, он отворил и провел меня в комнатку, переделанную в фотолабораторию. Помещение было небольшим и продолговатым, слева тянулись в дальний темный угол несколько полок стеллажа. Справа вдоль стены стоял длинный стол. Красный свет фонаря, висящего над столом, слабо отражался на металлическом приборе, похожем на большой микроскоп, и поблескивал в наполненных чем то пластиковых ванночках, стоящих рядом. Пахло химикатами.

– Если интересно, расскажу про печать, – сказал Артур, наклонившись над ванночками.

Он вытащил пинцетом из крайней ванночки несколько фотокарточек, подержал на весу, давая стечь жидкости, и отнес в темный угол.

– Ну что, продолжаем печатать, – пробормотал он, вернувшись и положив на планшет под прибором плотную бумагу, – это фотобумага, кладем ее под фотоувеличитель.

На бумагу из окуляра прибора падал прямоугольный пучок красного цвета. Артур дотронулся до фотопленки, протянутой в рамке увеличителя.

– Совмещаем кадр пленки с изображением на бумаге, для этого увеличиваем и даем резкость, – он покрутил рукоятку слева, поднял и опустил подвижную часть увеличителя, затем навел фокус с помощью кольца на объективе. – Красный свет нужен, чтобы бумага не засветилась. Теперь выдвинем из под объектива красный светофильтр, дадим экспозицию, например, на четыре секунды.

Он сдвинул в сторону красный кружочек, и поток яркого изображения в виде негатива лег на фотобумагу.

– Двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять. – Артур вернул светофильтр на место и, аккуратно взяв бумагу за концы подушечками пальцев, окунул в ближайшую ванночку. – Тут проявитель. А теперь смотри.

Это был момент, когда я ясно понял, что буду заниматься фотографией. В ванночке вначале ничего не происходило, затем бумага кое-где стала темнеть, а где то оставалась белой. Очень медленно, как по волшебству, стало проступать изображение, все явственнее с каждой секундой, пока не оформилось в прекрасный летний пейзаж с лугом и четкими контурами гор на горизонте.

– Эту пленку я в августе снимал, специально до зимы не проявлял. – В голосе Артура чувствовалось удовлетворение. – Так, теперь важно вовремя вытащить из проявителя, пока фото не потемнело, и кинуть в закрепитель. – Он взял пинцетом за кончик фотографии и переместил ее в соседнюю ванночку. – Пусть поваляется минут десять, потом надо в последней ванне промыть и вешать сушиться. Можно и феном просушить, но если нет спешки, пусть сами высыхают. Если вкратце, это все.

– А почему ты считал – двадцать один, двадцать два…

– Так точнее отсчитываются секунды, – пояснил Артур. – Лучше на небольших кусочках бумаги пробовать, чтобы зря ее не расходовать.

Он вытащил из пачки новый лист бумаги, отрезал от него небольшой кусочек и проделал то же самое, на этот раз засветив его пучком света на десять секунд. В ванночке с проявителем бумажка стремительно потемнела, и на ней нельзя было ничего разглядеть.

– Тут все важно – как был сделан снимок, какая бумага, какого размера и так далее. Короче, экспозиция капризная штука, чуть недодержишь или передержишь, уже не то. Хочешь попробовать?

Можно было и не спрашивать, я от волнения был сам не свой. Пока я экспериментировал, Артур рассказывал про разницу видов фотобумаги, про зернистость и матовость, и про то, как разные кадры смотрятся на разной бумаге.

Когда я пришел домой, получил нагоняй от мамы за поздний приход. Оказалось, уже десять вечера, то есть мы просидели в лаборатории чуть ли не четыре часа. С того дня я, помимо чтения, с головой погрузился в новое увлечение, которое только добавило количество двоек в моем школьном дневнике.