Майк Гелприн - Ботинок

Мюллером оказалась белобрысая девчушка лет двадцати пяти. Секретарю и переводчику по имени Федя шеф гестапо едва доставала до плеча.

— Ты, Ботинок, настоящий сапог, — приветствовал Фиму Федя. — Кто же цепляет шлюх на Ошен-Вью? В Манхэттен езжай, на Сорок Вторую.

— Шлюх? — повторил ошеломленный Фима. — В Манхэттен?

— Ну дык. На Сорок Второй за двадцать баксов снимешь шикарную шмару. Ты мне верь. Я-то знаю.

Агния прекратила щебетать с Мюллер.

— Придержите язык, — прикрикнула она на переводчика-секретаря. — Тоже мне, специалист по половой части. Можно подумать, в Нью-Йорке нет порядочных девушек.

— Есть, — согласился Федя. — Но они обходятся гораздо дороже.

— Значит, так, мистер Ботинок, — приступила к обустройству линии обороны Мюллер. — Есть три пути. Первый — признать себя виновным. Тогда вас немедленно отпустят. Далее…

— Постойте, — оборвал Федин перевод Фима. — В самом деле отпустят? Правда? Ничего больше не надо! Признаю себя виновным.

— Ни в коем случае, — всплеснула руками Мюллер. — Тогда на вас заведут запись. В следующий раз попадетесь — пойдете по сумме статей.

Фима сник. По сумме статей он не хотел.

— Второй путь — объявить себя невиновным. Тогда вас тоже сразу отпустят.

Фима приободрился.

— Знаете, меня это очень устраивает.

Мюллер укоризненно покачала головой.

— Не стыдно вам? Зачем тогда нанимать адвоката? Объявить себя невиновным может всякий дурак. Он потом несколько лет будет обивать пороги судов и топтаться по кабинетам. Обойдется в копеечку, помимо всего. Ваш разговор с переодетой сотрудницей полиции, разумеется, записывался. Я его прослушала. Попробуйте, докажите теперь свою невиновность.

— Да как же?! — загорячился Фима. — Что тут доказывать? Идиоту же ясно, что я ни черта не понял.

— Идиоту, может быть, и ясно. А американскому суду — нет. Ему, наоборот, будет ясно, что вы намеревались вступить в половую связь. За деньги. Еще и поторговались. В общем, есть третий путь. Признать себя виновным частично.

— Как это? — опешил Фима. — Как можно вступить в частичную половую связь?

Мюллер вздохнула.

— Американское правосудие — штука непростая, — поделилась профессиональным знанием она. — Вам надлежит отрицать, что собирались вступить. И признать, что виновны в оскорблении. Вы оскорбили сотрудницу полиции при исполнении.

— В каком смысле? Как это я ее оскорбил?

— Вы ее приняли за проститутку. Тем самым унизили ее женское достоинство. Нанесли моральный ущерб. Но — небольшой.

— Понял, — мало что понял Фима. — И что мне за это будет?

— Да так — сущие пустяки. Отделаетесь общественными работами.

Фима признал себя частично виновным. Две недели он махал метлой в Гарлеме на уборке улиц. Нажил мозоли. Научился без акцента произносить слова «фак» и «шит». И убедился в том, что слухи о гарлемской ксенофобии явно преувеличены.

Яша признал себя виновным. В дом для престарелых его доставили с комфортом на казенной машине. Еще на Яшу завели запись. Запись оказалась по счету одиннадцатой.

Гриша объявил себя невиновным. Об этом он долго потом сожалел. Судебные издержки обошлись Грише в цену доброй полусотни новых, с иголки, гробов.

Прошло время. На Брайтон-Бич мало что изменилось. В Фиминой жизни изменилось многое.

— Мальчик таки кончил на компьютер, — хвасталась соседям Фимина мама. — Он уже получил работу в банке. Теперь подумывает жениться. Представьте себе: на учительше. Конечно, не лучшая партия. Мог бы найти себе врачиху. Или, на худой конец, адвокатшу.

Февральский пятничный вечер на первый взгляд мало чем отличался от четвергового. Третьего дня Нью-Йорк на совесть засыпало снегом. Снегоуборочные машины смели его с проезжих частей на тротуары. Протоптанными в снегу обледенелыми тропами пробирались по тротуарам прохожие. Фима Ботинок спешил на свидание. Агния наконец-то рискнула пригласить его в гости и показать маме. Мама запаслась валидолом заранее.

Фима пересек Ошен-Вью. Заскользил дальше.

— Гоинаут? — догнал его хриплый голос за спиной.

Фима шарахнулся. Судорожно обернулся на голос. И облегченно вздохнул.

— Йес, — честно признался Фима. — Я гоинаут. В принципе. Не очень часто.

Нескромное предложение исходило от старой потасканной наркоманки. Ничего общего с полицейской подставой. Фима приветливо помахал наркоманке рукой. И заспешил прочь.