Вернер Линдеманн - Майк Олдфилд в кресле-качалке. Записки отца [litres]

В моей печи ветер играет на флейте. Я выключаю радио.

Иногда я задаюсь вопросом, как я, солдат на фронте, в последнюю военную зиму, под открытым небом, согревался только одеялом и шинелью, лежал на твердой промерзшей земле, непрерывно ожидая атаки противника, и изредка с теплым супом в брюхе преодолевал дни и ночи. Страх, наверно, делает невозможное возможным.

И лобковые вши кусали низ живота. И непереносимой была жажда. И маленький саксонский лейтенант лаял своими приказами.

И английские истребители-бомбардировщики плевались дырами в снега. И страх восемнадцатилетнего человека настолько овладел им на передовой линии в первые дни, что во время артиллерийских бомбардировок он складывал руки. И на сложенные руки капали слезы.

ВОСПОМИНАНИЯ

Февраль сорок пятого. Наша батарея реактивных минометов заняла позицию на окраине немецкой деревни, на плацдарме по другую сторону Рейна. На рассвете в нашем укрытии появился фельдфебель, человек со свинячьим лицом и жирным животом. Знак его силы и достоинства: между второй и третьей пуговицами кителя записная книжка с инкрустированным карандашом. Грозный гаупт-фельдфебель похлопывает меня по плечу: «Через десять минут – рапортовать мне в бункер!»

Я пунктуален. Со мной вечно бледный, тощий как жердь, ефрейтор Нордальм, и невозмутимый, коренастый Бахульке. Фельдфебель отдает приказ доставить свиней и кур из горящей деревни, расположенной напротив. «У господина лейтенанта завтра день рождения».

Мы привязываем двух лошадей к легкой повозке. Несколько дней назад мы взяли их с собой из уничтоженной обстрелом усадьбы.

Я гоню животных по проселочной дороге во весь опор. Мы быстро приближаемся к нашему перекрестку. Он находится под артиллерийским обстрелом. Снежный покров изодран. В земле глубокие раны-воронки. Перед опасным местом я оставляю поводья свободными, подстегиваю лошадей плетью и ложусь плашмя на дно повозки. В то же мгновение поблизости взвывают первые снаряды.

Наконец-то деревня. Она лежит под густым облаком дыма. Я сдерживаю возбужденных животных, направляю их в тень стены сарая. Бахульке медленно выпрямляется. Он молча указывает на Нордальма и шепчет: «Он был убит сразу. Мама! Он успел крикнуть только: мама!»

Мы находим крохотное отверстие в стальной каске точно над виском. Около полудня, вернувшись в расположение нашей батареи, я докладываю фельдфебелю: «Приказ выполнен! Две свиньи! Три курицы! Нордальм убит!»

ВОСПОМИНАНИЯ

Двумя днями позже. Место расположения батареи то же. Горящая деревня была захвачена американцами. После наступления сумерек в нашем расположении появляется старуха. Словно призрак, она, босая, промелькнула по снегу.

Седые спутанные волосы растрепаны. Подол ее черного платья порван. Слегка сгорбившись, вытянув руки в воздух и безумно крича, она шатается между орудиями. Объятые ужасом, мы таращимся на нее. Маленький Поммер шепчет: «Может, пристрелить старуху?» Тот, кто рядом с ним, отвечает: «Сумасшедший? Ты выдашь наши позиции!»

Индианка. Я вижу ее перед собой: гладкое, овальное лицо, темные, блестящие глаза, по загорелым плечам и груди колышутся волосы. Я слышу, как она поет старинную песню любви своих предков.

Когда Поммер перезарядил винтовку, чтобы прицелиться в сумасшедшую женщину, мы не ударили его в лицо, не остановили, его жуткая затея нас особо не взволновала. Услышал – забыл. Только по сей день, снова и снова мучительные, истязающие мысли: как ты мог стерпеть такую чудовищность?

В стене дома в шов каменной кладки крепко вцепился крохотный росток бузины. Кто кому уступит первым? Камень корешку? Или корешок камню?

Старый китаец Лу Цзюй-Юэн пишет: «Когда человек привязывает свое сердце к внешним вещам, то, вынужденно отказываясь от них, он уподобляется обезьяне, у которой больше нет дерева». Мой сын сейчас себя чувствует так же; телевизор в ремонте.

Удовольствие от приготовления пищи – удовольствие от еды. Кто-то однажды сказал мне: тот, кто не может есть с наслаждением, не культурный человек. Готовил с наслаждением: тушеная белокочанная капуста со свиной грудинкой, ребрышками, картофелем, суповой зеленью, солью, перцем, тмином, мускатом, майораном, лавровым листом, душистым перцем, луком, жареным беконом.

Тринадцатое февраля. Газетная фотография: разбомбленный Дрезден. Глядя на фотографию, хочется усомниться в человеческом разуме, если снова можно услышать такие фразы: «Еще никогда угроза не была так велика, как сейчас»; «Пока существует ядерное оружие, существует также возможность ядерной войны и, следовательно, глобальной катастрофы»; «Сегодня ни у кого из нас нет защищенного будущего, безумцев вполне достаточно».