Искандар Бурнашев - Твокер. Иронические рассказы из жизни офицера. Книга 1

И вот мы, во всём новом, терпеливо стоим на плацу, ожидая заветного Приказа.

Не знаю, как все, но я в этот момент испытывал сложные чувства. На чувство радости, в связи с окончанием учёбы, накладывались сложные чувства тревоги и неопределённости, которые таил в себе для нас завтрашний день.

Кроме того, нас не могло не печалить близкое расставание с друзьями, с которыми мы делили всё за годы службы в училище.

За время прошедшее между сдачей государственных экзаменов до выпуска, наша связь с училищем становилась всё тоньше и тоньше. Словно кто-то, по ниточке перепиливал толстый канат. Мы сдавали казённое имущество в кладовую, проводили ремонт в спальных помещениях общежития. Наши командиры, предвидя скорое расставание, уже смотрели на нас, как на «отрезанный ломоть». Их мысли уже занимали предстоящие заботы о тех, кто придёт в училище вместо нас. Всё меньше курсантов оставались ночевать к казармах, и всё больше, получали увольнения домой до утра. Перед выпуском в казарме остались одни иногородние. Сразу после выпуска, ожидалась целая череда свадеб. Перед отъездом, ребята спешили оформить отношения со своими половинками. Так и я, уже получил приглашение на свадьбу своего друга Бриченка, который, приехав из Белоруссии, в городе с полуторамиллионным населением нашел себе невесту… из Белоруссии. Вскоре после выпуска, Они решили сыграть свадьбу. Мы понимали, что наша трудная, но беззаботная жизнь в училище заканчивается. Нас ждут другие проблемы и другие интересы.

Ладно, хватит о грустном. В конце-концов, сегодня наш день!

К нему мы шли долгих четыре года. Нашим дедам понадобилась меньше времени, чтобы разгромить фашизм.

Сегодня мы станем офицерами, и впереди у нас Целая Жизнь! Какая она будет, мы не знаем. Да и не хотим знать! Мы молоды, и мы счастливы! И с нами радуются те, кто любит нас и, кто нам дорог! Дождёмся же заветного приказа и начнём новую жизнь!

Прощай, училище! Ты сделало нас похожими друг на друга. Но мы похожи лишь внешне. В душе мы разные! И Судьбы у нас будут разные. Но мы хозяева своей судьбы и своей жизни!

И если что-то у нас и не получится, и если мы не достигнем своей цели, то в этом мы будем винить только себя.

Вечером мы соберёмся и бросим свои новенькие ромбики в солдатскую каску с водкой, и выпьем из неё за наше будущее. Раньше побратимы менялись своими нательными крестами, веря, что при этом они меняются и своими Судьбами. Как знать, может быть, вместе с чужим ромбиком, мне досталась и чужая Судьба. Не знаю. Только новый ромбик в ту же ночь ушел от меня, унося с собой загадку моей новой Судьбы. Проснувшись утром, я его просто не нашел у себя в кармане, куда положил его на хранение.

Но всё это будет завтра. А сегодня – «К торжественному маршу! Товарищи офицеры! В новую жизнь, шагом марш!» И прощай, училище!

Конец первой части.

Прибытие поезда «Брест-Эрфурт» всегда сопровождалось оживлением на станции. Именно этим поездом из далёкого СССР чаще всего прибывают офицеры в Оккупационную Группу советских войск. Из спального вагона на перрон, не торопясь, вышел с иголочки одетый, благоухающий дорогим парфюмом, молодой офицер. По всему было видно, что он настроен благодушно и очень доволен собой. Кивком, указав носильщику на свои чемоданы, он, с достоинством, проследовал к стоянке такси. Обменявшись воинским приветствием с немецким военным патрулём, и перебросившись парой фраз с начальником патруля, на изысканном немецком языке с берлинским акцентом, он вышел на привокзальную площадь. Его появление вызвало вполне понятное оживление среди водителей такси, стоящих на площади в ожидании пассажиров. Выбрав самую лучшую машину, стоящую в середине очереди, он остановился возле неё. Водитель такси с извиняющимся выражением лица, адресованным его коллегам, бросился помогать носильщику, перегружать чемоданы с тележки носильщика в багажник такси. «Приказ фюрера – закон для Шульца». Через минуту водитель такси, сдёрнув с головы форменную фуражку, приглашающее раскрыл дверцу машины, и замер в ожидании распоряжений. Крупная купюра, протянутая носильщику, вызвала у того замешательство. Его робкое лепетание офицер прервал жестом, подмеченным им на Кавказе и, которым он давно собирался блеснуть, при удобном случае. Жест этот означал что-то среднее между «Сдачи нэ надо» и «Ступайте, милейший». Рассыпаясь в благодарности, носильщик поспешил удалиться от «сумасшедшего герра офицера».