Люси Эдлингтон - Алая лента

— Когда я смогу отправить моей бабушке письмо и сообщить, что со мной все в порядке? Этой весной она болела, а дедушке трудно за ней ухаживать. Я возвращалась домой из школы, когда меня схватили и увезли. Она, должно быть, очень волнуется за меня.

— Серьезно? Ты действительно такая наивная, да, — вздохнула Марта. — Сколько времени ты здесь?

— Три недели.

— Тогда неудивительно, что ты такая бестолковая. Шок еще не прошел. Я дам тебе кое-что. — Она вытащила из кармана картонную коробочку, встряхнула, и из нее выскочили две тонкие сигареты. — Вот, возьми. И сделай мне жакет-болеро для Карлы.

— Спасибо, не курю.

— Говорю же, бестолковая! В Биркенау сигареты — это деньги. Купи на них себе еды или друзей, все равно.

— А отправить отсюда письмо на них можно?

— Не надейся. Здесь фабрика смерти. Ты думаешь, Они хотят, чтобы остальной мир узнал о том, что это за место? Прими мой совет, школьница, забудь о своей семье. Забудь обо всем, что по ту сторону колючей проволоки. Сейчас во всем мире есть лишь один человек, о котором тебе стоит беспокоиться, и это я. Так что, прежде чем что-то сделать, спроси себя: «А как на моем месте поступила бы Марта?» И сразу поймешь, права ты или нет.

Я смотрела на свернутые из папиросной бумаги трубочки с торчащими на концах коричневыми ниточками табака. Дедушка любил делать самокрутки. У него такие же ловкие пальцы, как у меня, только пожелтевшие от табака. Когда дедушка начинал сильно кашлять, особенно по ночам, я тайком брала его кисет и спускала весь табак в туалет. Утром, обнаружив это, он смеялся, ерошил мои волосы и посылал меня в лавочку купить новую пачку табака. Я ненавидела сигареты, одежда впитывает едкий табачный дым.

— Мы договорились? — Марта оценивающе взглянула на меня.

Я взяла сигареты.

И они не были единственным, что я прихватила в то утро из примерочной.

— Элла… Эй, Элла! — прошептал кто-то прямо мне в ухо.

Я была мыслями далеко отсюда, прикидывала, как скроить лацканы на жакете, чтобы он лучше сидел на Карле. Бабушка бы сказала, что это проще, чем испечь шарлотку. Шарлотка… или вишневый пирог, или слоеный с персиком. Рот начал наполняться слюной.

Бабушки здесь не было. К счастью.

Меня звала Роза.

— Что такое? — шепнула я в ответ.

— Остановись. Сейчас будет ужин.

Про ужин она сказала так, словно нас ждал большой, накрытый белоснежной скатертью стол, с подсвечниками и салфетками в серебряных кольцах, с огромными тарелками дымящейся еды. Может, в ее доме так и было.

— Минутку, — проворчала я. — Мне нужно решить.

Роза досадливо поморщилась, но не ушла, а протянула руку к жакету и принялась выворачивать его воротничок то в одну сторону, то в другую.

— Послушай, можно же сделать просто маленькие надрезы вот здесь и здесь, чтобы ткань не натягивалась. Тогда и лацканы хорошо будут смотреться.

Я моргнула. Ну, конечно! Я такая идиотка, что не додумалась сама.

— Ножницы! — крикнула я.

Я сделала надрезы. Лацканы сразу же прекратили сопротивляться и легли на место.

За соседними столами девушки и женщины заканчивали работу, возвращали выданные им булавки. Двигались медленно, потирая затекшие плечи, шею, разминали руки и поясницу. Это был долгий день. Изматывающий. Но, несмотря на это, никто не спешил покидать мирный, безопасный мирок мастерской. Снаружи лаяли собаки.

— Свали, принцесса! — сказала неожиданно появившаяся Марта. Роза так и сделала.

— Неплохо, — заметила Марта, потыкав в мой жакет своими длинными пальцами. — Карла просила украсить его. Ты умеешь вышивать?

Умею ли я вышивать? Хороший вопрос. И Марта, нетерпеливо постукивая ногой по полу, ждала ответа.

«Как поступила бы Марта? — мысленно спросила я себя. — Солгала бы» .

— Я очень хорошо вышиваю, — ответила я.

— Замечательно. Вышей бабочек или цветочки, что-нибудь миленькое и простенькое.

И Марта ушла. Я тяжело вздохнула. Ненавижу вышивать. Дурацкие петельки, стежки, узелочки.

За ужином я искала взглядом Розу, но она затерялась среди тысяч женщин в полосатых робах, хлебавших из оловянных мисок водичку под названием «суп». Еще не поздно ее найти до отбоя. Свет здесь гасят в девять часов вечера. (Подъем в четыре тридцать утра.) После ужина я отправилась в свой барак, забралась на нары. Барак — это длинное, низкое, жалкое на вид строение, в которое втискивают около пяти сотен заключенных. Здесь мы спим на влажной древесине полок, которые тремя ярусами занимают место от пола до потолка. Полки делятся на койки с соломенными матрасами, на которых спят по двое. Никакой другой мебели, кроме ночных ведер, нет. Этим вечером моя соседка по матрасу не появилась. Я не стала спрашивать почему. Есть такие вопросы, на которые не хочешь знать ответа.