Евгений Гришковец - Узелки

Как только мы вошли, дочь у меня тут же забрали и пустили по рукам. Мама и тёща теперь тоже могли её взять и убедиться, что стали бабушками в полной мере. Вскоре я впервые услышал громкий голос дочери.

Все зашумели и зашикали друг на друга одновременно. Я стал никому не нужен… Подняли несколько тостов. Я очень хотел присесть и посидеть, но не было возможности. Голова шла кругом… А потом все ушли. Остались только младенец, жена, тёща и я… Тёща приехала из другого города.

Тогда я, по-прежнему никому не нужный, смог присесть. Женщины занимались младенцем. Изменения жизни начинали происходить.

За окнами совсем стемнело, когда меня наконец позвали на кухню.

– Иди, иди, – сказала тёща, – первое купание пропустить нельзя.

От приготовления к купанию меня избавили и позвали сразу к самому процессу. Посередине квадратной кухни на двух стульях стоял пластмассовый красный овальный таз, на дне его лежала фланелевая пелёнка. Вода нужной температуры уже была готова.

Жена принесла голую малюсенькую нашу девочку, та не спала, шевелила руками и ножками, была спокойна и смотрела блестящими тёмными глазами.

– Встань здесь, – сказала жена и показала, куда мне следовало встать, – когда я её положу, держи ей голову.

– Как? – спросил я.

– Спокойно, двумя руками, как зачерпываешь воду, – был ответ.

Она бережно стала укладывать дочь в таз, я подставил ладони.

– А ты руки вымыл? – прозвучал вопрос, заданный то ли женой, то ли тёщей.

– Ой нет! – сказал я и испуганно отдёрнул руки.

– Вымой, – сказала жена, – только быстро!

Я стремглав метнулся к умывальнику и очень тщательно вымыл руки, как делали это хирурги в фильмах про больницу. Жена держала дочь над тазом. Я вернулся и снова подставил ладони. В них легла голова нашей девочки. Тёплая голова с нежными, тончайшими волосиками. Дочь посмотрела мне прямо в глаза… Я знал утверждение, что младенцы семи дней от роду ещё ничего отчётливо не видят, но тогда я этому не поверил. Взгляд был внимательный и человеческий.

А в таз крайне осторожно стали наливать воду. На младенческом лице появилось удивлённое выражение, а потом почти улыбка. Крошечная девочка неожиданно дрыгнула ножками и всплеснула тёплую воду. Вода и собственное движение ей определённо понравились. А воду тем временем всё лили, и маленькое тело уже, можно сказать, плыло в тазу. А я держал голову, которая легко помещалась в двух моих прижатых друг к другу ладонях.

Неожиданно дочь резко повернула голову вправо, я вздрогнул и от напряжения совсем немного сжал пальцы вокруг головы. Чуть-чуть, чтобы не выпустить.

Голова была мягкая!.. Точнее, податливая. Я почувствовал это пальцами… Ещё миг – и меня накрыло мощнейшее чувство и новое знание.

Неведомая мне прежде нежность сжала сердце и всё моё существо. Огромная любовь и великая сила этой любви явились мне. Я держал в руках космос, отдельный от меня, и в то же самое время со мной неразрывно связанный. Это была не принадлежавшая мне жизнь моего ребёнка, которая полностью от меня зависела. Эту жизнь я держал впервые. Ещё недавно, ещё утром, я её не знал, а только пытался представить себе, а тут я уже не мог сам без неё жить. Таинственные, заложенные в меня силы природы пришли в движение, могучие законы жизни пробудились. Всё случилось само собой. Случилось то, что должно было случиться помимо моей воли и разума. В руках я держал космос. Но не тот непостижимо-бесконечный, прекрасный и безжизненный, лишающий всякого смысла моё в нём существование. Нет! Совсем другой! Тоже непостижимый, но, наоборот, дающий простой и ясный смысл: вот мой ребёнок, я должен, я могу, я хочу жить с ним и ради него. Зачем? Это не моего ума дело! Так надо, так должно, так задумано не мной. Так было и всегда будет. А если я и не узнаю, не пойму, не постигну смысла, то буду жить без понимания оного. Не всё мне дано понять…

Открывшееся знание и ожившие во мне силы простого человеческого бытия накрыли меня так сильно, что голова закружилась, я почувствовал сухость во рту и понял, что могу потерять сознание. Вот просто упаду в обморок – и всё! Хоть раньше никогда в обмороки не падал.

– Подойдите, пожалуйста, – позвал я тёщу как можно более спокойным голосом.

– Что такое? – спросила она. – Ты почему так побледнел?

– Ну подойдите, – повторил я.

– Иду, – сказала она. – Ну вот… Что случилось?

– Подержите, пожалуйста, – попросил я, показав глазами на голову дочери.

– Тебе нехорошо? – спросила жена.