Николай Лобко - Варенька

Варенька случайно услышала этот разговор. Этого было достаточно, чтобы она тут же перестала насыпать песок в ведерко и побежала к сидящей на скамье бабушке.

— А почему, — спросила она, — ко всем папы возвращаются, а ко мне нет?

— Задержался, видно, — неопределенно ответила Ульяна Гавриловна и подумала: «А что другое я могу ей сказать? Правды она не поймет, ну, а что лгать ей, я и сама не знаю. Да, может, и они еще там одумаются…»

Слабая надежда на благополучное завершение ссоры между дочерью и ее мужем никогда не покидала Ульяну Гавриловну.

«Не может быть, чтоб это навсегда, — думала она. — Звери и те не бросают своих детенышей, пока они не окрепнут, не научатся жить».

Вернувшись домой, Ульяна Гавриловна сразу же принялась за стирку. Это было много раз проверенное ею средство быстро восстанавливать душевное равновесие. Занятая трудом, в котором всегда находила удовлетворение, она постепенно забывалась и успокаивалась.

Рядом на табуретке пристроилась Варенька. Сегодня и у нее «большая стирка». Подражая бабушке, с которой она крепко сдружилась, Варенька с озабоченным видом усердно полоскала в старой эмалированной миске пестрые лоскутки.

— Ах, озорница. — Бабушка устало разгибается, чтобы положить выстиранную вещь в таз, с любовью смотрит на внучку и улыбается.

Но Варенька даже бровью не ведет. И это понятно: когда занят настоящим делом, отвлекаться от него не следует.

И вдруг раздается настойчивый, с неровными паузами звонок.

— Ой! — радостно вскрикивает девочка и, забыв обо всем на свете, бросается в коридор.

Но там ее уже опередила Елизавета Васильевна, она успела открыть входную дверь.

— Письмо и «Правда», — подавая конверт и газету, говорит ей почтальон.

— От мамы! — радуется Варенька. Она научилась узнавать ее почерк.

— Неси бабушке, прочитает, — отдавая ей письмо, улыбается Елизавета Васильевна.

— Бабушка! — С письмом в руках Варенька мчится назад в комнату.

Из дальней двери выглянул Владимир Григорьевич Частухин. За последние полгода он сгорбился, стал меньше ростом и сделался каким-то очень тихим. Казалось, будто он все время к чему-то прислушивается или чего-то напряженно ждет. Знакомые без слов понимали его. Не хотело смириться с бедой отцовское сердце. И хотя надежда давно иссякла, в душе все еще теплилась искорка: «А вдруг там ошибка случилась, и сын жив…» На звонок почтальона Владимир Григорьевич обязательно выходил.

— Мне ничего? — почти шепотом спросил он.

— Газета вот, — запирая входную дверь, ответила Елизавета Васильевна.

— Хорошо, — разочарованно кивнул головой Частухин и, взяв газету, поблагодарил: — Спасибо.

Прижимая к груди конверт, Варенька останавливается перед бабушкой и, волнуясь, едва переводит дыхание:

— От мамы!

Ульяна Гавриловна вытирает руки фартуком и устало опускается на стул. Ей тоже не терпится узнать, что пишет дочь, но она старается не подать виду. Ведь Варенька не должна понять, что затянувшееся отсутствие ее матери тревожит и бабушку.

— Где мои очки? — ровно спрашивает она.

Варенька бежит к буфету, быстро находит на нем очки и приносит их. Конверт она все время прижимает к груди и отдает его только тогда, когда бабушка, надев очки, говорит:

— Давай почитаем, что тут нового.

Варенька с беспокойством следит, как бабушка небрежно рвет конверт и, вынув листки, бросает его на пол.

Обиженно посмотрев на бабушку, девочка поднимает конверт, кладет его на стол, разглаживает и любовно прикрывает своей маленькой ладошкой.

Ульяна Гавриловна все это видит, но ничего не говорит внучке.

— Дорогие мои мамочка и дочурка Варенька, — читает она.

Услыхав свое имя, девочка встрепенулась. Ее личико будто посветлело, заискрились надеждою глазенки.

— Я жива и здорова, чего и вам желаю, родные мои, — продолжала читать бабушка. — Страшно хочется вас увидеть, но дела мои… — дальше она забормотала что-то совсем непонятно.

— Мама скоро приедет? — не дождавшись, пока бабушка дочитает письмо, спросила Варенька.

— Задерживается, — с глубоким вздохом ответила Ульяна Гавриловна и, сердито швырнув письмо на стол, вернулась к корыту.

Варенька разочарованно посмотрела на бабушку, будто та была в чем-то виновата, но потом взяла письмо и направилась в угол, где чинно сидели куклы, и там таинственно сообщила им:

— От мамы.

В комнату вошла Елизавета Васильевна.

— Ну как? — заботливо осведомилась она.