Дарья Сойфер - Диагноз - любовь

– Привет, Исаев, – залихватски поздоровалась она, накручивая на палец прядь темных, как у Ники, волос, и с любопытством огляделась. – Здорово у вас тут. А я думала, в больницах только кафель, койки и железные скамейки.

– Представляешь, она у нас ни разу не лежала в стационаре, – пояснила тетя Надя.

– Надеюсь, и не придется, – натянуто улыбнулся он.

– Павлик, я вот тут тебе пирожков немного испекла. Ника рассказывала, что ты питаешься, как попало, – Надежда Сергеевна поставила на стол большой пластиковый контейнер. – Я разделила салфетками. Блестящие с капустой, а матовые с мясом. Еще теплые. Как раз вот с чайком покушай. А кофе не увлекайся, тут в передаче рассказывали, что в этой растворимой химии нашли канцероген, и было даже исследование про смертность… У мужа, кстати, был друг один, сослуживец. Так вот, у него было сердце плохое. Уж и так оперировали, и сяк, вроде спасли, а он все равно кофе крепкого выпил – и все!

– Что все? – удивился Паша.

– Помер, – равнодушно пояснила Алина и закатила глаза. – У мамы половина историй так заканчивается.

– А что я сделаю, если жизнь такая? – развела руками Надежда Сергеевна. – Это ж правда.

– Не сомневаюсь, – серьезно кивнул Паша. – У меня друг в морге работает, у него вообще все истории так заканчиваются.

Алинка фыркнула от смеха, хлопнув его по руке, а тетя Надя неодобрительно покачала головой.

– Как не стыдно, – сказала она. – Это же горе! Не понимаю, как можно на такую тему шутить! Павлик, а ты Нику не видел? В палате ее нет, соседки говорят, ее мужчина увел, я думала, ты…

– Какой же я мужчина, я врач, – пошутил Паша, хотя самому было не смешно.

– Не говори так! – тут же спохватилась Надежда Сергеевна. – Очень даже видный мужчина. Да, Алин? Скажи, Павлик у нас красавчик? Алина, кстати, ни с кем сейчас не встречается.

Тетя Надя ткнула младшую дочь в спину и многозначительно подмигнула. Алину явно привели не просто навестить сестру. А пирожки, стало быть, не угощение, а тяжелая артиллерия. Паша внимательно взглянул в лицо девушки в поисках хищности или хотя бы интереса – ни того, ни другого. Ему повезло, адекватных людей здесь было двое. Потому что ему ни капли не улыбалось нянчиться с мелкой Карташовой. Может, кто-то и падок на студенток, но только не он. Взбалмошность, полная башка всякой дури, непонятные увлечения, и все это под соусом беспросветной инфантильности… Нет, ему по горло хватало собственной сестры.

– Очень видный, – Алина покосилась на его брюшко, и он автоматически втянул живот и расправил плечи.

Нет, у него был не восьмой месяц беременности, как у Черемисова, но ведь и не плоское прекрасное нечто, которое угадывалась под рубашкой Марка… как его… Веселухина… Смехотворского… В общем, этого альфа-самца.

Собственная внешность Пашу не заботила никогда. Он мог подойти к зеркалу, надуть живот или подцепить складку, обозвать самого себя жирдяем. Но тут же размышлял, что при его росте это выглядит не так уж и плохо, бицепсы сносные, дельта ничего. И шел на кухню за парочкой бутербродов. Фейгин иногда затягивал его в качалку, но последний раз это было так давно, что казалось неправдой. А теперь вдруг и есть расхотелось, и руки зачесались взять штангу. Что он, в конце концов, хуже Марка? И плевать на фантазии Карташовой. Черт, а если она этому Марку все пересказала? А если он решит воспользоваться?..

– Так что, Павлик, Ника не говорила, куда пошла? – вывела Пашу из раздумий тетя Надя.

– К ней пришел начальник. Пойдемте, я отведу, – и он, влекомый каким-то мазохистским порывом, проводил дам к месту потенциального преступления.

Как и ожидалось, Ника со своим шефом ютилась в дальнем конце коридора, в том месте, где почти не сновал персонал. Даже мигающую лампу на потолке не заменили, потому что она никому не бросалась в глаза: только лавочка, стенгазета о здоровом образе жизни и дверь в бельевую. На лавочке сидела Карташова со своим до тошноты прекрасным принцем и увлеченно болтала. Паша видел, как она жестикулирует, как взволнованно приподняты ее плечи и как одобрительно Марк улыбается в ответ.

– Никуля, а мы уж тебя потеряли! – воскликнула Надежда Сергеевна, и Карташова обернулась.

В плохом освещении сложно было понять наверняка, но Паше показалось, что ее щеки разрумянились, а глаза лихорадочно блестят.

– Мама?! – удивилась она. – Ты вроде собиралась завтра…

– Решили сделать тебе сюрприз, у Алинки выходной. Ты что, не рада? – обиделась тетя Надя.