Дарья Сойфер - Укротить ловеласа

– Мы не уходим, – Надя упрямо уперла руки в боки. – Потому что я еще не со всеми познакомилась. Нам нужна та, с сопрано… Ларионова, да. Хочу организовать вам дуэт.

– Найдешь ее в Интернете, какие проблемы! – Платон схватился за чехол с инструментом. – Надо делать ноги, пока за мной не пришли.

– Пересидишь в чужой гримерке, ничего с тобой не случится, – Надя вырвала виолончель из его рук, зная, что без нее Платон никуда не уйдет. – Пойдем, я тебя спрячу.

Платон еще бурчал что-то у Нади за спиной, но по интонациям было понятно, что он смирился с участью. Надя и сама не хотела его подставлять под удар, впрочем, глупо было бы упускать такую возможность завязать связи из-за одной-единственной женщины с непомерными аппетитами.

В качестве укрытия Надя выбрала гримерку через две двери, самую дальнюю. Решила убить двух зайцев одним махом: именно там разместились оперные певицы, и потому Надя могла заодно познакомиться с Ларионовой лично и в качестве главного козыря продемонстрировать ей Платона. Ни одна женщина, какой бы звездой оперы она ни была, не смогла бы устоять перед его обаянием. Даже когда он ворчал и бубнил.

– Простите! – Надя деликатно постучала и заглянула внутрь. – Можно мы тут у вас временно посидим? У нас кондиционер сломался, стоит на максимуме и не выключается… Как бы не простыть!

Для любого вокалиста простуда была страшнейшим из всех зол, и потому Надя выбрала именно эту отговорку. Если Платон смертельно боялся разбить или уронить виолончель, то певцы всегда переживали за горло. Потому что это у простых мирян грипп заканчивается вместе с кашлем, оперные же вынуждены еще долго таскаться по фониатрам, пить молоко с медом и соблюдать обет молчания до полного восстановления связок. Бросить коллегу в разверстую бездну инфлюэнцы певицам не позволял кодекс чести. На то и был расчет.

– Конечно! – Ларионова оторвалась от зеркала, поправив налаченные кудри. – Проходите, размещайтесь!

– Это Платон Барабаш, – Надя пропустила вперед свое главное сокровище. – А я – его агент, Надежда.

– Да? – Ларионова жеманно склонила хорошенькую головку набок, будто вот-вот собиралась защебетать арию Розины из «Севильского цирюльника». – А я вас знаю.

– Слышали мои записи? – оживился Платон.

– Нет, смотрела «Инстаграм». Вы там так… Хм… Пикантно играете!

Платон бросил на Надю мрачный взгляд: мол, довольна? Теперь музыканты не воспринимают меня всерьез! Надя проигнорировала этот бессловесный выпад. Что ей было ответить? Конечно, престижнее исполнять сложнейшие вещи Стравинского или Шостаковича, а не близкие сердцу широкой публики «Чардаш» и «Либертанго». Или и вовсе что-то из эстрады вроде Дина Мартина или Элвиса Пресли. Но сколько лет пройдет, прежде чем Надя сумеет привить аудитории соцсетей изысканный вкус? Сколько тысяч придется вложить в рекламу ролика, где Платон играет сонату Прокофьева, прежде чем видео станет вирусным? И как, интересно, подмигивать барышням по ту сторону экрана под Дебюсси?

Впрочем, Платон зря принял сомнительный комплимент Ларионовой за выпад в свою сторону.

– Я бы тоже что-то такое хотела… – мечтательно вздохнула певица. – Но у меня ужасно получается вести «Инстаграм», подписчиков почти нет.

– Правда? – Надя изобразила удивление. – Ну, это легко исправить!

Уж конечно, она не могла прийти на встречу со звездой больших и малых театров без подготовки. Надя все продумала заранее: из всех, кто выступал сегодня на свадьбе, у Ларионовой был самый слабый аккаунт. А какая девушка с амбициями откажется от продвижения? Другие бы неизбежно запросили гонорар сразу, за один только вопрос о сотрудничестве, Ларионову же можно было подцепить на удочку славы. Сначала – дуэт на голом энтузиазме, несколько видео, потом – афиши и концерты.

Сдвинув Платона в сторонку, Надя принялась живописать все прелести совместного проекта. Платон бьет по женской аудитории, Ларионова со своими роскошными вокальными и не менее роскошными внешними данными охватывает мужчин. Все вместе – целое человечество. Известность, граничащая с мировым господством. Куда ни плюнь, одни плюсы.

Лазурные то ли от линз, то ли от природы глаза Ларионовой влажно заблестели, полная грудь, приподнятая корсетом, всколыхнулась.

– А где вы снимаете? – поинтересовалась певица.

– Ну, можно и у меня дома… – протянул Платон, завороженный подвижностью женских прелестей, но Надя тут же будто невзначай наступила ему на ногу.