Диана Арбенина - Тильда [сборник]

А потом на дне остаются только орехи. Маленькие, с карими прожилками кедровых вен, желтоватого свечения, будто молочные зубки лесного грызуна. Сплошь из масла и вкуса самой что ни на есть самости – твоего вкуса. И я начинаю по одной вылавливать эти жемчужины и долго-долго-долго катать их во рту, истирая каждую в пыль. И именно в этот момент я начинаю любить тебя навсегда. Именно в этот момент во мне начинает распускаться и дарить себя миру полноценная молодая женщина, изрядно напуганная в прошлом и открытая слову завтра. Именно в этот момент ты входишь в меня с каждой кедровой ложкой, с каждым кедровым орехом. Именно в этот момент я понимаю, что ты – самая большая любовь моей жизни. Именно в этот момент я понимаю, что все ссоры между нами мы переживем. Именно в этот момент я понимаю, что буду ждать тебя, сколько бы ты ни шел ко мне. Именно в этот момент я становлюсь тебе верна. Мой. Единственный. Любимый. Если говорить об энергетической ценности кедровых орехов, то в 100 г содержится всего 680 кКал, что меньше, чем у других орехов, но делает их намного питательнее овощей, хлеба и мяса. Впрочем, бороться с весом при помощи кедровых орехов можно. Польза кедровых орехов при похудении заключается в том, что эти плоды стимулируют выработку гормона холецистокинина бла-бла-бла-бла-бла… Мой. Единственный. Любимый.

Посвящаю твоей маме.

Все просто: времени нет и времени бездна. И это ловушка. И каждый из нас в нее влипает, как муха в кисель.

По порядку.

Мне 5. Вокруг бесконечное лето, такая же резиновая зима, странное время года осень и какая-то мокрая сопливая весна. Дни бесконечны. Ночи мгновенны. Классные сны и всегда тепло. Еще, конечно же, асфальт и классики на нем белым мелом.

Мне 13. Я в прыщах. Я ненавижу школу. Школа ненавидит меня. Я ненавижу свое лицо и свое тело. Тело и лицо ненавидят меня и мстят, делаясь все более и откровеннее уродливыми. Время наматывается на палец сродни завиткам моих жидких русых волос. Фу. Время бесконечно, как в пять лет, но в отличие от того времени оно стало колючим, неуютным, рваным, и от его ватной непрошибаемой толщи раскалывается голова.

Мне 19. Дни не идут, а струят вприпрыжку. Время пахнет музыкой, сексом и алкоголем. Все прикольно, и вся жизнь впереди. Я зачем-то режу вены и пытаюсь выброситься из окна общаги, где-то глубоко-глубоко понимая, что играю во все это, и по правде вся жизнь впереди, время в мою пользу, и Питер танцует меня по улицам, колодцам и мостам, головокружит в своем прекрасном, честном, хмуром, отвратительном для оптимистов из Сочи балтийском северном небе.

Каждый день – это по-прежнему захватывающая, приключенческая, бесконечная история, километрами уходящая в целую-целую, длинную-предлинную жизнь под ровным, серым, промозглым питерским дождем и золотом черных каналов под фонарями канала Грибоедова. У природы нет плохой погоды. Научись одеваться по погоде, дружок!

Мне 31. Я начинаю сходить на нет. Время остановилось, и мнется, и топчется на месте. Ему же нужно куда-то течь. А течь некуда: во мне начинается застой. Вот оно и бурлит в венах, и вспарывает их уже настоящим запретным с привкусом крови. Игры остались позади. Я чувствую, что начинаю отвечать за свои слова, за свой рефрен «я не хочу жить все прошло я не хочу жить все прошло я не хочу». Пришла пора таки в них поверить и сделать выводы. Время, буксуя, наматывает меня на свою ось. Я задыхаюсь и в сопротивлении делаю еще хуже: я сую в его шестеренки свое сердце. Сердце раздувается от сопротивления, а потом начинает сжиматься. И время вдруг останавливается. Крушение. Я лежу на дне и вокруг меня морды моих зверей – кошек, собак и рыб, и абсолютно инфернальных друзей. Я умираю. И хочу вечной, вечной зимы. Я бегу в вечную зиму, и начинается южный полюс. На нем времени тоже нет. Но не оттого, что ты мертв. А оттого, что, возрождаясь, ты пока не достиг временной константы.

В 36 лет во мне появляются еще два параллельных времени. И я, будто плохо выучив правила дорожного движения, постоянно путаю полосы, и движение моего вектора постоянно петляет и задевает векторы двух юных существ, которые о времени знают отнюдь не меньше и больше меня. (Мы же до последнего вздоха уверены в том, что не умрем.)

Этим юным существам удается нивелировать мое время, свести его на нет, и, обнаружив его полную несостоятельность и уже вторичность, я успокаиваюсь и начинаю течь. Я теку и, наблюдая, как дни превращаются в эпизоды, а жизнь в чертов сериал, ничегошеньки уже не хочу делать. Я просто хочу жить. Просто хочу течь. Просто хочу петь. Просто хочу не петь. Мне все равно. И мне не все равно. Каждая деталь волнует и принципиальна, и каждая деталь утрачивает значение, едва скрывшись из поля зрения.